"Валерий Горшков. Кобра" - читать интересную книгу автора

бумаги, - на первое время... пока не войдешь в курс дела... скажем, пятьсот
долларов в месяц. Плюс, разумеется, традиционная льгота для всех сотрудников
салона - заказ всех автозапчастей по себестоимости. Если тебе нужно время
подумать, оно у тебя есть. На следующей неделе твоя последняя поездка в
Нью-Йорк, и до этого дня я должен точно знать, рассчитывать мне на тебя или
искать в помощники Зямы кого-то другого.
Моисевич, давая понять, что разговор окончен, выдвинул один из ящиков
стола и углубился в чтение какого-то красочного штатовского автокаталога. На
языке жестов такое поведение начальника всегда и везде означает только одно:
"А теперь, дружок, пошел на..."
- Понял, Борис Абрамович. Спасибо за заботу. Отец родной. - Я смерил
лысого толстяка уничижительным взглядом. Зная, что Борюсик терпеть не может
дым, достал из кармана пачку "Мальборо", щелкнул зажигалкой и со смаком
закурил. - Я подумаю над вашим чертовски заманчивым предложением. Во время
поездки в Штаты. До свидания, шеф.
Вместо ответа хозяин "Фортуны" недовольно повел носом, поморщился и
что-то буркнул, кивнув на дверь кабинета. Вроде как проваливай отсель со
своей вонючей табачной соской. Баклан. Круче видали.
Спускаясь по лестнице к выходу из старинного дореволюционного здания,
весь второй этаж которого занимал офис автокомпании этого пидора, я со всей
остротой осознал, что судьба, благоволившая ко мне в последние два года,
давшая мне шанс почувствовать вкус настоящих денег, жить, не считая сто
баксов за деньги, купить отличную квартиру, обставить ее по высшему разряду,
приобрести немереное количество всякого сопутствующего барахла, стать
обладателем роскошного "БМВ" - единственного в пятимиллионном городе и,
наконец, получить членскую карту закрытого элитного клуба, решительно
повернулась ко мне задницей, умудрившись до кучи показать свои гнилые зубы.
Как я могу прожить на пятьсот баксов?! Так мало я не зарабатывал уже давно и
даже не мог себе представить, что совсем скоро мне придется отказаться от
услуг домработницы, от тачки, содержать которую станет попросту не по
карману, и, главное, от ставших моим единственным настоящим увлечением
регулярных посещений клуба "Старый диктатор" с его будоражащими кровь
собачьими боями и тотализатором. Что такое в наше время, в середине
девяностых годов, пятьсот американских долларов? Пыль, сдуваемая при
малейшем порыве ценового ветра. Прощайте, теплые денечки!
Я вышел на улицу, сел в машину, припаркованную прямо на тротуаре, и,
уронив подбородок на сцепленные на руле руки, задумался. Я понял, что уже не
смогу вот так легко и просто отказаться от благ цивилизации, покупаемых на
нашей грешной земле исключительно за бумажки с водяными знаками. В памяти
почему-то всплыла известная фраза, выжданная на суд потомков по этому
шкурному поводу гениальным русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным:
"Я деньги не люблю как таковые, но уважаю в них чувство благопристойной
независимости". Я готов был подписаться под каждым словом. Лучше об этих
презренных бумагах, пожалуй, еще не сказал никто.
Я достал из барсетки электронную записную книжку и, давя на кнопки,
попробовал высчитать, сколько же мне удалось заработать за последний год,
мотаясь за океан и обратно. Выходило что-то около семидесяти тысяч. С
барменом Костей мы сняли на собачьих боях еще тысяч по пятьдясят. Итого мой
ежемесячный доход равнялся десяти тысячам долларов США. И сколько из этой
суммы я, забывший счет деньгам, сумел сохранить в своем вмурованном в стену