"Алла Гореликова. Корунд и саламандра ("Корона" #1) " - читать интересную книгу автора

сказали. А я, помню, заявил, что "нехорошо" - это слово для сопляков, а я
уже большой. Почти что подмастерье. Дорос, короче, до серьезного разговора.
- И они рассказали тебе правду? - чуть слышно спрашивает Серж. -
Ребенку?
- С ними в тот раз был колдун. Он посмотрел мне в глаза и сказал: "Да,
он дорос. Он достоин знания". Достоин знания, представляешь?! А жуткое,
кстати, дело, когда гномий колдун смотрит тебе в глаза! Да, мне много чего
тогда рассказали. Что я хочу сказать - они, понятное дело, смолчали о самом
неприглядном, но кое от чего меня и сейчас дрожь пробирает; Именно тогда я
узнал, что "Смутные времена" - это не просто ругательство. От подземельных
узнал. Эта война страшной была для них, веришь? Они не утаили, каково
приходилось людям по их вине. Но им и самим пришлось не слаще: хоть гномы и
страшный враг для людей, люди тоже могут крепко прижать Подземелье. Слишком
уж мы нужны друг другу, Серж. Нам нельзя воевать... война между нами
уничтожит обе стороны. Именно это чуть не случилось тогда. Я был сопливым
мальчишкой, и мне страшно было слушать. Как меня колотило, Серж... до сих
пор помню.
- Тебя и сейчас заколотило... - Серж накидывает мне на плечи одеяло. -
На, выпей еще.
- Их колдун тогда взял меня за руку. И так сказал: это было не страшно
даже, а чудовищно и безобразно, но именно поэтому нельзя забывать. Чтобы
Смутные времена никогда не повторились. А потом он показал мне живую
саламандру. И я хотел потрогать, представляешь? Хорошо, успели руку
перехватить. Красивая она...
- С ума сойти, - восхищается Серж. - Да, непохоже это на тех подземных,
какими я их себе представлял. Расскажи еще что-нибудь, а?
Я киваю. Прикрываю глаза. Вызываю в памяти самый любимый мой угол в
сумеречной глубине дядькиной лавки. Сундук с изделиями гномьих мастеров, -
когда лавка закрывалась, дядька разрешал мне рыться в нем, рассматривать и
трогать руками чудную гномью работу. Дядька был ювелиром-перекупщиком. Он
мало делал сам, но зато понимал работу других. Именно поэтому подземельные
вели с ним дела.
Серж умеет слушать. И собственный рассказ увлекает меня, давние горести
кажутся сегодняшними, а сегодняшние еще не наступили, до них еще жить и
жить. Я рассказываю. Как приходили к дядьке гномы, как, сгрудившись вокруг
лампы, обсуждали они подолгу достоинства "работы"... они каждую вещь так
называли - "работа". Если, конечно, вещь того стоила. Тогда дядька махал
костлявой рукой: "Подь сюда, обалдуй! Смотри". И я смотрел. Смотрел и
слушал. Гномы никогда не говорили о чистоте камня или его игре. Зато в их
речах каждый камень обладал характером. Душой. И душа эта могла проявиться
работой, а могла умереть. Они говорили примерно так: "Вы, люди, не видите
суть камня. Вам надо показать - вы умеете понять сделанное видящим. Но сами
не сделаете так никогда. Работа не дается вашим рукам. Только поделки". -
"Ну уж, - возражал дядька. - И у нас есть мастера". - "Есть, - соглашались
гномы. - Но ты, почтенный Нико, ты, почти понимающий душу камня, скажи
честно, разве их мастерство сравнится с нашей работой?"
Дядька вздыхал: "Что ж, и на поделки есть спрос. Тем более цену я за
них не ломлю, как некоторые. А только правы вы в одном, почтенные: знающий
покупатель переплатит, а возьмет ваше".
Дядька мой, светлая ему память, при всех своих недостатках душой не