"Максим Горький. Несвоевременные мысли" - читать интересную книгу автора

Вдруг где-то щелкает выстрел, и сотни людей судорожно разлетаются во
все стороны, гонимые страхом, как сухие листья вихрем, валятся на землю,
сбивая с ног друг друга, визжат и кричат:
- Буржуи стреляют!
Стреляли, конечно, не "буржуи", стрелял не страх перед революцией, а
страх за революцию. Слишком много у нас этого страха. Он чувствовался
всюду - и в руках солдат, лежащих на рогатках пулеметов, и в дрожащих руках
рабочих, державших заряженные винтовки и револьверы, со взведенными
предохранителями, и в напряженном взгляде вытаращенных глаз. Было ясно, что
эти люди не верят в свою силу да едва ли и понимают, зачем они вышли на
улицу с оружием.
Особенно характерна была картина паники на углу Невского и Литейного
часа в четыре вечера. Роты две каких-то солдат и несколько сотен публики
смиренно стояли около ресторана Палкина и дальше, к Знаменской площади, и
вдруг, точно силою какого-то злого, иронического чародея, все эти
вооруженные и безоружные люди превратились в оголтелое стадо баранов.
Я не смог уловить, что именно вызвало панику и заставило солдат
стрелять в пятый дом от угла Литейного по Невскому,- они начали палить по
окнам и колоннам дома не целясь, с лихорадочной торопливостью людей, которые
боятся, что вот сейчас у них отнимут ружья. Стреляло человек десять, не
более, а остальные, побросав винтовки и знамена на мостовую, начали вместе с
публикой ломиться во все двери и окна, выбивая стекла, ломая двери, образуя
на тротуаре кучи мяса, обезумевшего от страха.
По мостовой, среди разбросанных винтовок, бегала девочка-подросток и
кричала:
- Да это свои стреляют, свои же!
Я поставил ее за столб трамвая, она возмущенно сказала:
- Кричите, что свои...
Но все уже исчезли, убежав на Литейный, Владимирский, забившись в
проломанные ими щели, а на мостовой валяются винтовки, шляпы, фуражки, и
грязные торцы покрыты красными полотнищами знамен.
Я не впервые видел панику толпы, это всегда противно, но - никогда не
испытывал я такого удручающего, убийственного впечатления.
Вот это и есть тот самый "свободный" русский народ, который за час
перед тем, как испугаться самого себя, "отрекался от старого мира" и
"отрясал его прах с ног своих". Эти солдаты революционной армии разбежались
от своих же пуль, побросав винтовки и прижимаясь к тротуару.
Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание
своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть
прокален и очищен от рабства, вскормленного в нем, медленным огнем культуры.
Опять культура? Да, снова культура. Я не знаю ничего иного, что может
спасти нашу страну от гибели. И я уверен, что если б та часть интеллигенции,
которая, убоясь ответственности, избегая опасностей, попряталась где-то и
бездельничает, услаждаясь критикой происходящего, если б эта интеллигенция с
первых же дней свободы попыталась ввести в хаос возбужденных инстинктов иные
начала, попробовала возбудить чувства иного порядка,- мы все не пережили бы
множества тех гадостей, которые переживаем. Если революция не способна
тотчас же развить в стране напряженное культурное строительство,- тогда, с
моей точки зрения, революция бесплодна, не имеет смысла, а мы - народ,
неспособный к жизни.