"Максим Горький. Русские сказки" - читать интересную книгу автора

- Но это же сентиментально, Евстигней, - негодуя, крикнула Нимфодора. -
Помилуй, куда ты идешь? Что ты делаешь с своим талантом?
- Не хочу я больше, - мрачно заявил Смертяшкин.
- Чего не хочешь?
- Этого. Смерть, смерть, - довольно! Мне противно слово самое!
- Извини меня, но ты - дурак!
- Пускай! Никому не известно, что такое гений! А я больше не могу... К
черту могильность и все это... Я - человек...
- Ах, вот как? - иронически воскликнула Нимфодора. - Ты - только
человек?
- Да. И люблю все живое...
- Но современная критика доказала, что поэт не должен считаться с
жизнью и вообще с пошлостью!
- Критика? - заорал Смертяшкин. - Молчи, бесстыдная женщина! Я видел,
как современная критика целовала тебя за шкафом!
- Это от восхищения твоими же стихами!
- А дети у нас рыжие, - тоже от восхищения?
- Пошляк! Это может быть результатом чисто интеллектуального влияния!
И вдруг, упав в кресло, заявила:
- Ах, я не могу больше жить с тобой!
Евстигнейка и обрадовался, и в то же время испугался.
- Не можешь? - с надеждой и со страхом спросил он. - А дети?
- Пополам!
- Троих-то?
Но она стояла на своем. Потом пришел Прохарчук.
Узнав, в чем дело, он огорчился и сказал Евстигнейке:
- Я думал, ты - большой человек, а ты - просто маленький мужчина!
И пошел собирать Нимфодорины шляпки. А пока он мрачно занялся этим, она
говорила мужу правду:
- Ты выдохся, жалкий человек. У тебя нет больше ни таланта, ничего!
Слышишь: ни-че-го!
Захлебнулась пафосом честного негодования и докончила:
- У тебя и не было ничего никогда! Если бы не я и Прохарчук - ты так
всю жизнь и писал бы объявления в стихах, слизняк! Негодяй, похититель
юности и красоты моей...
Она всегда в моменты возбуждения становилась красноречива.
Так и ушла она, а вскоре, под руководством и при фактическом участии
Прохарчука, открыла "Институт красоты мадам Жизан из Парижа. Специальность -
коренное уничтожение мозолей".
Прохарчук же, разумеется, напечатал разносную статью "Мрачный мираж",
обстоятельно доказав, что у Евстигнея не только не было таланта, но что
вообще можно сомневаться, существовал ли таковой поэт. Если же существовал и
публика признавала его, то это - вина торопливой, неосторожной и
неосмотрительной критики.
А Евстигнейка потосковал, потосковал, и - русский человек быстро
утешается! - видит: детей кормить надо! Махнул рукой на прошлое, на всю
смертельную поэзию, да и занялся старым, знакомым делом: веселые объявления
для "Нового похоронного бюро" пишет, убеждая жителей:
Долго, сладостно и ярко
На земле мы любим жить,