"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 4." - читать интересную книгу автора

папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку
вина и взял новую книгу Мережковского "Грядущий хам".
Утром, выпив кофе, он стоял у окна, точно на краю глубокой ямы, созерцая
быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца по стенам домов, по
мостовой площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени,
суетливо бегали коротенькие люди, сверху они казались почти кубическими,
приплюснутыми к земле, плотно покрытой грязным камнем.
Клим Самгин чувствовал себя так, точно сбросил с плеч привычное бремя и
теперь требовалось, чтоб он изменил все движения своего тела. Покручивая
бородку, он думал о вреде торопливых объяснений. Определенно хотелось,
чтоб представление о Марине возникло снова в тех ярких красках, с тою
интригующей силой, каким оно было в России.
"Что беспокоит меня? - размышлял он. - Боязнь пустоты на том месте, где
чувство и воображение создали оригинальный образ?"
За спиной его щелкнула ручка двери. Вздрогнув, он взглянул через плечо
назад,- в дверь втиснулся толстый человек, отдуваясь, сунул на стол шляпу,
расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и, выпятив живот величиной с большой
бочонок, легко пошел на Самгина, размахивая длинной правой рукой, точно
собираясь ударить.
- Бердников, Захарий Петров, - сказал он высоким, почти женским голосом.
Пухлая, очень теплая рука. сильно сжав руку Самгина, дернула ее книзу,
затем Бердников, приподняв полы сюртука, основательно уселся в кресло,
вынул платок и крепко вытер большое, рыхлое лицо свое как бы нарочно для
того, чтоб оно стало виднее.
- Простите, что вторгаюсь, - проговорил он и, надув щеки, выпустил в грудь
Самгина сильную струю воздуха.
На бугристом его черепе гладко приклеены жиденькие пряди светлорыжих
волос, лицо - точно у скопца - совсем голое, только на месте бровей скупо
рассеяны желтые щетинки, под ними выпуклые рачьи глаза,
голубовато-холодные, с неуловимым выражением, но как будто веселенькие.
Из-под глаз на пухлые щеки, цвета пшеничного теста, опускаются синеватые
мешки морщин, в подушечки сдобных щек воткнут небольшой хрящеватый и
острый нос, чужой на этом обширном лице. Рот большой, лягушечий, верхняя
губа плотно прижата к зубам, а нижняя чрезмерно толста, припухла, точно
мухой укушена, и брезгливо отвисла.
"Комический актер", - определил Самгин, найдя в лице и фигуре толстяка
нечто симпатичное.
- Изучаете? - спросил Бердников и, легко качнув головою, прибавил: - Да,
не очарователен. Мы с вами столкнулись как раз у двери к Маринушке - не
забыли?
Напомнил он об этом так строго, что Самгин, не ответив, подумал:
"Кажется, нахал".
- Вот и сегодня я-к ней, - продолжал гость, вздохнув. - А ее не оказалось.
Ну, тогда я - к вам.
- Чем могу служить? - спросил Самгин. Бердников закрыл правый глаз,
помотал головою, осматривая комнату, шумно вздохнул, на столе пошевелилась
газета.
- Водицы бы стакашничек, аполлинарису, - сказал он. Острые глаза его
весело улыбнулись.
"Интересное животное", - продолжал определять Самгин.