"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 4." - читать интересную книгу автора

Она сама быстро и ловко приготовила ванну и подала кофе, объяснив, что
должна была отказать в работе племяннице забастовщика. Затем, бесцеремонно
рассматривая гостя сквозь стекла очков, спросила: что делается в России?
Проверяя свое знание немецкого языка, Самгин отвечал кратко, но охотно и
думал, что хорошо бы, переехав границу, закрыть за собою какую-то дверь
так плотно, чтоб можно было хоть на краткое время не слышать утомительный
шум отечества и даже забыть о нем. А хозяйка говорила звонко, решительно и
как бы не для одного, а для многих:
- Место Бебеля не в рейхстаге, а в тюрьме, где он уже сидел. Хотя и
утверждают, что он не еврей, но он тоже социалист.
Улыбаясь, Самгин спросил: разве она думает, что все евреи - социалисты, и
богатые тоже?
- О, да! - гневно вскричала она. - Читайте речи Евгения Рихтера.
Социалисты - это люди, которые хотят ограбить и выгнать из Германии ее
законных владельцев, но этого могут хотеть только евреи. Да, да - читайте
Рихтера, это-здравый, немецкий ум!
И уже с клекотом в горле она продолжала, взмахивая локтями, точно курдца
крыльями:
- Германия не допустит революции, она не возьмет примером себе вашу
несчастную Россию. Германия сама пример для всей Европы. Наш кайзер
гениален, как Фридрих Великий, он - император, какого давно ждала история.
Мой муж Мориц Бальц всегда внушал мне:
"Лизбет, ты должна благодарить бога за то, что живешь при императоре,
который поставит всю Европу на колени пред немцами..."
Она была так толста и мягка, что правая ягодица ее свешивалась со стула,
точно пузырь, такими же пузырями вздувались бюст и живот. А когда она
встала - пузыри исчезли, потому что слились в один большой, почти не
нарушая совершенства его формы. На верху его вырос красненький нарывчик с
трещиной, из которой текли слова. Но за внешней ее неприглядностью Самгин
открыл нечто значительное и, когда она выкатилась из комнаты, подумал:
"Русская баба этой профессии о таких вопросах не рассуждает..."
Дождь иссяк, улицу заполнила сероватая мгла, посвистывали паровозы,
громыхало железо, сотрясая стекла окна, с четырехэтажного дома убирали
клетки лесов однообразно коренастые рабочие в синих блузах, в смешных
колпаках - вполне такие, какими изображает их "Симплициссимус". Самгин
смотрел в окно, курил и, прислушиваясь к назойливому шороху мелких мыслей,
настраивался лирически.
"Моя жизнь - монолог; а думаю я диалогом, всегда кому-то что-то доказываю.
Как будто внутри меня живет кто-то чужой, враждебный, он следит за каждой
мыслью моей, и я боюсь его. Существуют ли люди, умеющие думать без слов?
Может быть, музыканты... Устал я. Чрезмерно развитая наблюдательность
обременительна. Механически поглощаешь слишком много пошлого,
бессмысленного".
Закрыл глаза, и во тьме явилось стройное, нагое, розоватое тело женщины.
"Если б я влюбился в нее, она вытеснила бы из меня все... Что - все? Она
меня назвала неизлечимым умником, сказала, что такие, как я, болезнь мира.
Это неверно. Неправда. Я - не книжник, не догматик, не моралист. Я знаю
много, но не пытаюсь учить. Не выдумываю теории, которые всегда
ограничивают свободный рост мысли и воображения".
Тут, как осенние мухи, на него налетели чужие, недавно прочитанные слова: