"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 3." - читать интересную книгу автора

хладнокровный!
Помолчав и накрывая голову шалью, она добавила потише, как бы для себя:
- Впрочем, это, может, оттого, что "у страха глаза велики" - хорошо видят.
Ах, как я всех вас...
Взглянув на Макарова, она замолчала, а потом вполголоса:
- В Ялте, после одной пьяной ночи, я заплакала, пожаловалась: "Господи,
зачем ты одарил меня красотой, а бросил в грязь!" Вроде этого кричала
что-то. Тогда Игорь обнял меня и так... удивительно ласково сказал:
"Вот это - настоящий человеческий вопль!" Он иногда так говорил, как будто
в нем чорт прятался...
Последнее слово заглушил Лютов, отворив дверь.
- Ну что ж, готово, - сказал он очень унылым голосом. - Пойдемте.
Через час Самгин шагал рядом с ним по панели, а среди улицы за гробом шла
Алина под руку с Макаровым; за ними - усатый человек, похожий на военного
в отставке, небритый, точно в плюшевой маске на сизых щеках, с толстой
палкой в руке, очень потертый; рядом с ним шагал, сунув руки в карманы
рваного пиджака, наклоня голову без шапки, рослый парень, кудрявый и весь
в каких-то театрально кудрявых лохмотьях; он все поплевывал сквозь зубы
под ноги себе. Гроб торопливо несли два мужика в полушубках, оба, должно
быть, только что из деревни: один - в серых растоптанных валенках, с
котомкой на спине, другой - в лаптях и пестрядинных штанах, с черной
заплатой на правом плече. В голове гроба - лысый толстый человек, одетый в
два пальто, одно - летнее, длинное, а сверх него - коротенькое, по колена;
в паре с ним - типичный московский мещанин, сухощавый, в поддевке, с
растрепанной бородкой и головой яйцом. Шли они быстро и все четверо нелепо
наклонясь вперед, точно телегу везли; усатый сипло покрикивал на них:
- Эй, вы, - в ногу!..
На желтой крышке больничного гроба лежали два листа пальмы латании и еще
какие-то ветки комнатных цветов; Алина - монументальная, в шубе, в тяжелой
шали на плечах - шла, упираясь подбородком в грудь; ветер трепал ее
каштановые волосы; она часто, резким жестом руки касалась гроба, точно
толкая его вперед, и, спотыкаясь о камни мостовой, толкала Макарова; он
шагал, глядя вверх и вдаль, его ботинки стучали по камням особенно
отчетливо.
- Не дойдет, конечно, - ворчал Лютов, косясь на Алину.
Самгин готов был думать, что все это убожество нарочно подстроено Лютовым,
- тусклый октябрьский день, холодный ветер, оловянное небо, шестеро убогих
людей, жалкий гроб.
А через несколько минут он уже машинально соображал: "Бывшие люди",
прославленные модным писателем и модным театром, несут на кладбище тело
потомка старинной дворянской фамилии, убитого солдатами бессильного,
бездарного царя". В этом было нечто и злорадное и возмущавшее.
"А что в этом - от ума? - спросил себя Клим. - Злорадство или возмущение?"
Лютов мешал ему. Он шел неровно, точно пьяный, - то забегал вперед
Самгина, то отставал от него, но опередить Алину не решался, очевидно,
боясь попасть ей на глаза. Шел и жалобно сеял быстренькие слова:
- Хороним с участием всех сословий. Уговаривал ломовика - отвези! "Ну вас,
говорит, к богу, с покойниками!" И поп тоже - уголовное преступление, а?
Скотина. Н-да, разыгрывается штучка... сложная! Алина, конечно, не
дойдет... Какое сердце, Самгин? Жестоко честное сердце у нее. Ты, сухарь,