"Александр Горохов. Рожденный убивать (роман) " - читать интересную книгу автора

Тут уж буфетчик возмутился.
- Это никому неизвестно и никого не касается, - ответил он.
- Ну, да, неизвестно, - послышался все тот же дрянной голос из
кабинета. - Подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в
феврале будущего года, от рака печени в клинике 1-го МГУ, в четвертой
палате.
Буфетчик стал желт лицом.
- Девять месяцев... - задумчиво считал Воланд. - Двести сорок девять
тысяч... это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц...
маловато, но при скромной жизни хватит... Да ещё эти десятки...
- Десятки реализовать не удастся, - ввязался все тот же голос,
леденящий сердце буфетчика. - По смерти Андрея Фокича дои немедленно
сломают и десятки будут отправлены в Госбанк.
- Да я и не советовал бы вам ложится в клинику, - продолжал артист. -
Какой смысл умирать в палате под стоны и хрипы безнадежно больных? Не лучше
ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и принять яд, переселиться в
другой мир под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими
друзьями?"

Просто и сильно! - в тысячный, быть может, раз восхитился Яров.
Прекрасный совет! Но следование ему нуждалось в небольшой коррекции.
Капиталы Ярова (с учетом курса) не тягались со сбережениями буфетчика
Андрея Фокича, лихих друзей у него не было, а уж тем более хмельных
красавиц. Помилуйте, Михаил Афанасьевич! - не проституток же на лихой
пропой этих пяти штук баксов приглашать?! Были пять тысяч баксов и
Прощальная Звезда, чего вполне хватало, чтоб последовать разумному
предложению Гения. Быть может - была Елена...
На этом этапе рассуждений Ярова несколько покоробило неприятное
соображение, поскольку получалось, что он "покупает" молодую женщину за
указанную сумму, но изворотливый человеческий ум всегда найдет себе
оправдание. Яров был не глупей прочих, а потому тут же изобрел для себя
формулировку: "если даже что-то и покупается, то не человеческая личность,
а "Время" этой личности, всего лишь миг", что, впрочем, никакими деньгами и
не измеришь.
За несколько минувших дней после побега из больницы, Яров укрепился в
душевном равновесии. Не то чтоб достиг покоя, но тупо принял
действительность таковой, как она сложилась, прикинул ряд неотложных дел,
которые должен в его положении свершить порядочный человек, но спешки и эти
дела дела не требовали. Ни давно полузабытой жене, ни сыну Игорю он не
собирался сообщать трагической инфармации до самого последнего момента.
Строго говоря, особо нежных отношений у него с Игорем не было, если не
признать, что вовсе не было никаких отношений. На эту ситуацию у Ярова
опять же имелось научное определение: "У хороших педагогов никогда не
бывает хороших детей, это профессиональная деформация". Так что все в
порядке.
Через пару дней домашнего отдыха, в итоге всех размышлений Яров вдруг
ощутил ранее неведомое чувство душевной да и физической свободы. День,
(пришлось на вторник) - оказался звонким, солнце добивало последний грязный
снег в низинах, а динамичные планы Ярова требовали некоторых поспешных
действий.