"Фридрих Горенштейн. Ступени (Повесть)" - читать интересную книгу автора

загород. Невдалеке на бугре виднелись остатки какой-то деревеньки с погостом
и церквушкой. Окружавшие ее ранее поля ныне были перекопаны траншеями и
котлованами, среди которых уже высилось несколько пятиэтажных стандартных
коробок. Поля же отступили за речку, болотистый приток большой реки, текущей
через город. Слева были полуобвалившиеся стены монастыря, покрытые мхом, а
также росшими прямо меж кирпичей и из бойниц веточками. В одной из башен
была керосиновая лавка, стояли железные бочки.
- Я здесь живу, - сказала Зина, - раньше я вон там, в деревеньке жила,
но нас снесли и переселили в монастырь.
Они обошли вокруг и вышли к массивным, обитым ржавым железом, воротам.
Неподалеку среди бурьяна валялся ржавый ствол старинной пушки. В воротах
была проделана небольшая калитка из свежеструганых досок, а к калитке
кнопками приколота бумажка, на которой коряво печатными буквами значилось:
"Просьба форткой не хлопать, полегше стучать".
Они протиснулись в калитку на тугой пружине, прошли под гулко
отражающей шаги аркой и вышли в булыжный, поросший травой двор. Посреди
двора стояла полуразрушенная серого цвета церковь со следами пожара,
прошедшего давно, очевидно, еще в войну. Стрельчатые окна церкви были пусты,
и из них тоже росли веточки. Застекленными были лишь подвалы, где сейчас
располагались склады горторга, стояли ящики с бутылками. Ящики, мотки
проволоки, бочки стояли и во дворе, под громадными, в три обхвата, дубами.
Дубы были так стары, что кора на них во многих местах опушилась и на стволе
образовались лысины. Под навесом у стены, на которой еще сохранилась
какая-то закопченная фреска, устроили свой склад строители: стояли унитазы,
газовые плиты и лежали бумажные мешки с цементом. Поодаль, в глубине двора,
было белое оштукатуренное здание в два этажа, очевидно, построенное уже
позднее. У входа, задрав стволы, стояли две старинные пушки на деревянных
лафетах.
- Там раньше музей был, - сказала Зина, - а теперь комбинат инвалидов.
Я там надомницей работаю, кофточки вяжу. У нас собрание, должно быть, будут
ругать за то, что план не выполняем... Я узнать должна - или сегодня
вечером, или завтра... А сейчас в цехе глухонемых собрание...
В это время возник какой-то шум, и из дверей здания появился
всклокоченный человек в разорванной майке. Его вел, скрутив ему единственную
руку за спину, приземистый мужчина в темных очках, полувоенном френче и
синих брюках.
- Перегудов шумит, - сказала Зина, - каждый день напьется и драться
приходит то за расценку, то за вычет по прогулу... Если б он не инвалид, его
б давно посадили... Он и жену бьет... А тот, в очках, - Аким Борисыч, член
правления... Он мне комнату отдельную выхлопотал, но я его боюсь, сказала
она и вдруг доверчиво прижалась к Юрию Дмитриевичу. У нее было теперь
обычное девичье лицо, немного испуганное и беспомощное, глаза голубые, кожа
на щеках нежная, с легким пушком, и Юрию Дмитриевичу стало приятно
чувствовать своим телом сквозь одежду теплое ее тело.
Следом за Перегудовым и Аким Борисычем высыпало несколько человек, судя
по жестам, глухонемых. Они оживленно размахивали руками и улыбались. Вдруг
Перегудов рванулся, выскользнул и, подхватив валяющуюся палку, кинулся на
Аким Борисыча. Аким Борисыч не стал уклоняться и суетиться, а, наоборот,
застыл, приподняв голову, вытянув вперед руки и расставив пальцы, как
гипнотизер, слегка поворачиваясь корпусом, словно обнюхивая пальцами воздух,