"Елена Горелик. Нарвская нелепа " - читать интересную книгу автора

правдой служить присягали, ставят. Там ведь на одного толкового офицера
найдётся десять разбойничьих рож, на хлеба русские притащившихся. Ибо в
земле своей по ком тюрьма плачет, а по ком и плаха слёзы проливает. Государю
к морю выйти не терпится, оттого спешит, оттого армия кое-как обучена да
обмундирована, оттого и воры в офицерах обретаются. Скорее-быстрее, тяп-ляп,
но кое-как армию слепили. Дважды Азов несчастный брали, там этот "тяп-ляп"
кровью руской ой как отлился. Так неужто не научились ничему? Видать,
иноземным офицерам на русскую кровь плевать, да и свои дворяне ту же болячку
подцепили. На нижние чины как на скотину смотрят. Ничего, мол, что мрут
солдатики - бабы ещё нарожают... Василий, Фёдоров сын, всякого на войне
навидался. Покойничков, в баталии побитых. Повешенных и расстрелянных за
разные воровства, своих и чужих. Лежит падаль - рот раззявлен, глаза никем
не прикрытые уже бельмами взялись, мухи зелёные жужжат. А на рассвете-то ещё
живым человеком был... Страшно. Коли смерть так безобразна, помирать вовсе
не хочется. Потому Васька, чтоб не быть убиту, убивал сам. И ведь жив ещё.
Назло всем жив.

2

- Кто вам сказал, милостивый государь, что эту крепость возможно взять
подобным манером?
- Простите, вы о чем?
- О том, что фрунт растянут на семь вёрст. Войска у нас немало, однако
ударь нынче Каролус, беды не оберёшься.
- Его величество король Швеции не так быстр, как ему хотелось бы, -
язвительно проговорил Гуммерт, господин второй капитан Бомбардирской роты
Преображенского полка, любимец государев. - В восемнадцать лет все мы имеем
странную привычку переоценивать свои силы.
- Поговаривают, будто Каролус, несмотря на юные лета, неглуп и весьма
горяч. Солдаты шведские его любят, ибо решителен и удачлив. Даст Бог, король
саксонский пыл его поумерил. Однако, что если нет? Есть сведения, будто
Каролус уже на марше.
- Мой дорогой фельдмаршал, - Гуммерт улыбается ещё шире и любезнее, -
всё это суть эфемерные предположения. Его величество Пётр Алексеевич мог
быть дезинформирован, ибо кому, как не нам с вами, знать, что такое военная
хитрость.
"Кому, как не тебе, стервец, знать, что сведения о Каролусе верны", -
первый в истории Российской фельдмаршал, Фёдор Головин весьма нелицеприятно
помыслил о собеседнике. Помыслить-то он помыслил, но вслух сказал совсем
иное.
- Его величество Пётр Алексеевич не столь глуп и наивен, чтобы, поверив
ложным россказням, тревожиться понапрасну, И наш с вами разговор, дорогой
капитан, - Головин проговорил это таким тоном, что сразу дал понять
зарвавшемуся немцу, кто тут командующий, - отнюдь не дружеская беседа за
добрым кубком, где позволительны иные вольности в обращении.
Будь ты хоть трижды друг царю и пятижды капитан гвардии,
фельдмаршальство просто так не вручают. Гуммерту пришлось вытягиваться в
струнку, козырять и бегом бежать вон из палатки.
"Однако же сволочь, - подумал фельдмаршал. - И государю ведь не скажи -
ещё лгуном прослывешь. Верит Пётр Алексеич Гуммерту словно брату родному. А