"Катя Гордон. Конченые " - читать интересную книгу автора

Мы идем к Урюковой.

22...

Мы опять тусуемся у Урюковой. Мы делаем вид, что разговариваем - на
самом деле пить и курить в одиночку - странно. Все просто - нет никаких
смытых скрыслов. И butterfly, как утверждала моя знакомая, - это "летающее
масло"...
Филологи очень редко бывают умными. Они искренне верят, что кому-то
что-то можно рассказать, что можно прочитать то, что написано, и перевести,
не потеряв того самого скрысла. Я так не думаю - поэтому я троечница. Но я
точно чувствую, что есть какое-то невидимое пространство потерянных смыслов.
Вот отличница Лена Урюкова берет своими длинными белыми руками иностранное
предложение - и несет его, кусая губы и закатывая от натуги глаза, к
трансформатору. Она кладет его аккуратно - аккуратно, заправляет
трансформатор словарями и кефиром - и нажимает фиолетовую кнопку...
"Бр-здр-фр" - говорит трансформатор с прононсом - у Лены потеют руки от
волнения - и вот вылезают из трансляционной машины русские слова. Садись,
Леночка, "пять". А там, в черном ящике, в глубине и темноте, выпадает
ненужным осадком смысл. И никогда больше никто, благодаря стараниям
Урюковой, его не найдет. Поэтому, когда мне дали переводить "Гамлета" - я
отказалась по принципиальным соображениям.
Итак, я пью с однокурсниками у отличницы Урюковой. Я смотрю на наших
перемальчиков и недомужчин с отвращением.
- Лукьянов, - я делаю глоток вина.
- А... - говорит Лукьянов.
- Как живешь, Лукьянов? - спрашиваю я.
- Нор-мально... - Лукьянов ждет подвоха.
- А где живешь, Лукьянов?
- Ну... - Лукьянов смотрит на меня своими большими синими глазами - в
его голове работает трансформатор.
- Ну... Ленинский проспект, 21.
- Один? - не унимаюсь я.
- 21... - Лукьянов - дебил.
- Живешь один?
- С мамой, бабушкой и собакой.
- Ясно, - говорю я и затягиваюсь.
Лукьянов долго смотрит на меня, не моргая. Потом, что-то вспомнив,
выходит из комнаты.
Я смотрю на Скворцова и Медведева - уже по фамилиям все становится
ясно: берлога и скворечник - не больше. Арсентьев в плеере, непосредственно
ковыряя в носу, пьяно жует бутерброд.
- Арсентьев! - отвлекаю его я от жевания.
- А? - протягивает он и из его рта валится хлеб.
Меня начинает тошнить - я иду в туалет. В туалете, обливаясь потоками
теплых слюней и слез, стоит Урюкова. По ее запястью течет кровь. В дрожащей
руке лезвие.
- Фу... - вырывается у меня.
Пьяная Урюкова, вымазав меня своей кровью, рыдает у меня на коленях. Я
мутно сижу на унитазе.