"Галина Гордиенко. Волчьи ягоды " - читать интересную книгу автора

сам читал. Лично. С ятями, как и всегда. - Он поскреб затылок и неуверенно
пояснил: - Дед из упрямства все по старинке пишет. У отца таких писем уже
целая связка.
- Подшучивает кто-то, - отмахнулась мама.
- Не выдумывай, - разозлился папа. - Почерк тот же. И манера письма. Я
же не слепой!
- Хочешь сказать, он этот... как его? ага! долгожитель? - с
любопытством спросил Володька.
- Пусть - долгожитель! Мне плевать! - заупрямился папа. - Но он жив.
Это точно. Я как-то в детстве сам его видел: крепкий старик. Он еще с сотню
лет проскрипит.
- Вот именно: проскрипит, - скептически посмотрела на него мама.
Но папа вошел в раж и категорично заявил:
- Мне плевать! Вот Вовка съездит туда и расскажет нам! О своем
прапрадеде! Это даже интересно. Это познавательно! Корни свои узнает.
- А если он, твой прадед, уже на ладан дышит?! - ахнула мама.
- Ничего! - крикнул папа. - Парню - четырнадцать! Не младенец. Поможет
старику. Зато твоего хваленого чистого воздуха там - завались! Вволю
надышится!
Спорить с Татарниковым-старшим в таком состоянии дело абсолютно
безнадежное, и домочадцы временно смирились. Мама тихонько шепнула Володьке:
- Еще неизвестно, откликнется ли этот мифический прадед на телеграмму.
А если не позвонит...

Но неизвестный старец, к глубочайшему разочарованию Володьки, позвонил
на следующий же день после отправки телеграммы. И радостно согласился
принять родного праправнука хоть на все лето.
Круглое-прекруглое "о" забавно перекатывалось в его речи, и даже мама
была вынуждена признать: старческим маразмом в этой бодрой скороговорке даже
близко не пахло. И хотя некоторые сомнения продолжали все же маму мучить,
она вынуждена была подчиниться решению мужа.


* * *

Так Володька и оказался этим утром в поезде. Единственным пассажиром в
купе. И, наверное, единственным - в самом вагоне. На небольшие расстояния
местные жители ездили исключительно в плацкартном.
Володька сидел у окна и тоскливо всматривался в пролетающие мимо
полустанки. Их становилось все меньше и меньше. А вот лес буквально на
глазах становился гуще и мрачнее.
Веселый березняк и легкомысленную рябину все чаще сменяли высоченные,
темные ели. Временами они стояли так близко к железнодорожному полотну, что
мохнатые, разлапистые ветки почти касались медленно тащившихся вагонов.
Подлесок был настолько густым, что казалось: сам лес охраняет подступы к
себе.
Володька невольно поежился: после сна он еще не видел ни одного
человека. Даже проводница куда-то исчезла.
Странное чувство, что он остался наедине с этим страшным лесом, все
усиливалось. Володька с надеждой посмотрел на часы и невольно вздохнул: до