Вам еше до этих снов - долгий путь: Сто бессонниц, двести солнечных дней. Вам с дороги этой просто свернуть - Много проще, чем идти мне по ней. За собою я не знаю греха - Он, должно быть, у меня впереди. Под ногами то ли пыль, то ль труха, То ль ломающийся лед... Что ж - иди. 17.1 - 8.4.91 *** *** И сон единственный еще теснит мне грудь: Тень будто бы, далекая такая, Седую голову, склоненную чуть-чуть, Рукою белою бестрепетно ласкает. 1974 Как я любила пышные слова! Так написать - ведь надобна отвага. И вышло же, что я была права И предсказала все - да не на благо. Бестрепетным движение руки Я назвала, а голову - седою.
В те времена могущество строки Казалось мне игрой, а не бедою. Шестнадцать лет, о Господи, назад Казалось мне, что справлюсь я с собою, И тот, вдали растущий, юный брат Не станет мне ни горем, ни судьбою. Нет, я о нем не знала ничего. А вот стихи - они, должно быть, знали. Они в свою игру со мной играли - И посмотри, что вышло из того: Теперь моя седая голова Склоняется на грудь совсем не тени, А та рука, дотронувшись едва, Без трепета, а может, и в смятеньи К плечу иль кисти припадает вновь, На краткий миг, лишь любящему внятный... Во что играешь ты со мной, любовь? О чем ты молишь, брат мой благодатный? Ну вот: опять красивые слова, Восторженны, нежны, витиеваты!
