"Овидий Горчаков. Пепел Красницы" - читать интересную книгу автора

"бюссингов", "опелей", "адлеров"... И всюду - следы вермахтовских сапог со
шляпками тридцати двух гвоздей. Этот отпечаток смоет первый же летний
дождик. Хотелось пойти по следу карателей, догнать их, убивать, беспощадно
убивать...
И в тот вечер в Краснице я дал себе клятву, что узнаю имена убийц,
стану голосом безгласной могилы.

Ночью в Красницу пришли и завыли голодные собаки. Со стороны Хачинского
леса прилетел и заухал филин. Заскрипели вдали дергачи. Над пепелищем
клубился туман. И туман пропах дымом и кровью.
Потом были дни неуемного горя и ненасытной ненависти. Громом гремели,
светлее дня становились в огне боев и засад короткие июльские ночи сорок
второго года. Докрасна накалялись дула ручников и станкачей, падающими
звездами чертили небо дуги трассирующих пуль. На место одного убитого
партизана становилось пять, десять бойцов. Летели под откос эшелоны "Дойче
Рейхсбанна". Смерть за смерть, кровь за кровь! Всю челюсть за зуб, всю
голову за око!..
Да, громом гремели июльские ночи. А утром или днем, когда я валился
спать в лагере, за минуту до тяжелого сна перед глазами нестройной чередой
проносились события последних ночей: замах руки с противотанковой гранатой,
судорожно сведенные руки пулеметчика на бьющейся в ознобе гашетке, еще не
засыпанная землей лунка с миной-"трясучкой" и блеск рельса под луной,
оскаленное, изуродованное очередью лицо гитлеровца в призрачном свете
ракеты... Кровь, дым, огонь.
Отоспавшись, я перелистывал "зольдбухи" - трофейные солдатские книжки,
по складам читал письма немецких солдат. Ни в "зольдбухах", ни в письмах
ничего не говорилось о Краснице.
- Ну что? - нетерпеливо спрашивал всегда теперь угрюмый Володя
Щелкунов.
- Пока ничего, - неизменно отвечал я.
Мы мстили в те июльские ночи не только за мертвых Красницы, но и за
живых ее жителей - за наших братьев в армии - односельчан погибших. В
последний день Красницы они сидели в блиндажах и окопах где-нибудь под
Жиздрой или Юхновом, лежали в санбатах и эвакогоспиталях, шли по дорогам
войны...
Саша Покатило особенно тяжело переживал гибель Красницы. Однажды его
спросил Аксеныч:
- Что, брат, кошки на сердце скребут?
- Тигры, Яков Аксеныч!
- Казнишь себя, что сбил тот "мессер" под Красницей? На то война,
Сашко... Скажи по совести: над своим родным селом на Украине ты бы стрелял в
фашистскую сволочь?
- А як же!
- Значит, чиста твоя совесть, брат. Не в пустыне воюем. И засады
устраиваем, и на фрицев нападаем, и эшелоны спускаем все в деревнях или
около них. Так что не журись, брат! А то какой из тебя будет вояка?!
И все мы знали: Аксеныч прав.
Мы мстили за Красницу, а Красница зарастала крапивой, лебедой и
чертополохом. И больше всего я боялся, что она так и зарастет травой
забвения.