"Овидий Горчаков. Пепел Красницы" - читать интересную книгу автора

Руки у деда в ожогах, в громадных волдырях и струпьях - копался, видно,
в углях. Белая борода в саже. Измазанная копотью рубаха распахнута на впалой
груди, на шее болтается медный крест на суровом шнурке. Взгляд его безумен,
рот скошен в кривой улыбке.
- Вся вот сгорела, - бормочет он, поднимая на меня слезящиеся голубые
глаза. - Девичье золотое колечко почти совсем расплавилось, а бусы я
собрал... Нитка сгорела, так я бусы собрал. А я, старый, цел!.. Ее нет, а я
цел!.. Выходит, нету бога! Или умер он... А пчелы все бунтуются, бунтуются
пчелы, да...
Я что-то говорю деду, какие-то не те слова, но дед не слышит меня. А
Щелкунов - на его руки тоже страшно смотреть - убитым голосом произносит:
- Он на лесной пасеке был, потому и уцелел. Тронулся дед... - А у
Володьки глаза тоже сумасшедшие. - Рылись в углях. От боли, понимаешь,
сердце у меня в обожженных руках билось. И мерещилось мне, будто это ее
сердце в углях...
Едва слышно хрипит старик:
- Я видел ихний флаг фашистский - красный, черный и белый. Красный
огонь, черные угли, белые кости..
Я не могу смотреть на Лявона Силивоныча и на Володю. И на то, что на
носилках. Я ухожу, а вдали, замирая, разносится над пепелищем обжигающий
душу крик:
- ... прокляты, прокляты, прокляты!..
Под светлым пеплом пульсирует, вспыхивает язычками жар. Обуглившиеся
венцы, кусок старинной иконы Христа-спасителя с черной от копоти фольгой.
Десятки партизан рыли огромную могилу. Это была братская могила, и
копали ее в тягостном молчании братья погибших - местные партизаны из
Грудиновки и Смолицы, Хачинки и Заболотья, и окруженцы и беглые
военнопленные из многих и многих городов и деревень Советского Союза. Когда
начали собирать трупы, носилками служили садовые калитки, звенья заборов,
уцелевшие от огня.
Во время пожара во все стороны разбегались опаленные куры, расползались
обгорелые мыши. Я увидел одну такую мышь, раздавленную на тропинке кованым
эсэсовским сапогом, подбитым гвоздями с широкими шляпками. Вот так хотели
рыцари черного корпуса Гиммлера раздавить всякое сопротивление на
завоеванной земле...
В громадной братской могиле - не братской, пожалуй, а семейной,
общедеревенской - хоронили мы обугленные останки.
Дотемна пробыл я на пожарище, ворочал еще тлеющие головки балок, вместе
с партизаном из Красницы, ставшим в один день круглым сиротой, выносил в
плащ-палатке чьи-то обугленные останки. Сгорая, люди свертывались калачиком,
становились похожими на внутриутробный плод. В судебной медицине позу заживо
сгоревшего называют "позой боксера". Пот смывал копоть с наших лиц, жалил
обожженные руки, капал на покоробленные жаром, перемазанные седой золой
сапоги.
Темнеет. Багровый отблеск закатного пожара ложится на пепелище. Свежеет
ветерок. И тут и там красно и зло мерцают угли, поземкой вьется пепел. Над
мрачным пожарищем, тяжело взмахивая розовыми в последних лучах солнца
крыльями, пролетает аист. Точно хлопья сажи, нетерпеливо кружит над черными
трубами черное воронье...
На шляхе еще ясно виднеются отпечатки покрышек немецких машин -