"Овидий Горчаков. Они встали на пути "Тайфуна" (Повесть о восьми героях)" - читать интересную книгу автора

кладбищем, разгоняя промозглую мглу позднего рассвета, одна за другой
вспыхивали выпускаемые гитлеровцами осветительные ракеты, озаряя призрачным
дрожащим светом голые кладбищенские березы. Ракеты падали, описывая дугу, и
тени покосившихся крестов кружились жутким хороводом...
"Взять диверсантов живыми!" Таков был приказ. И гитлеровцы медленно
суживали кольцо окружения, заперев все выходы с кладбища.
- В голову не стрелять! - кричал гауптман, прячась за густой цепью
автоматчиков. - Бейте по рукам и ногам!
Москвичи отбивались гранатами, бутылками с горючей смесью. Яркие
сполохи желтого пламени выхватывали из тьмы фигуры в приплюснутых стальных
касках.
Командир группы Костя Пахомов вел огонь из автомата ППД. Остальные
ребята отстреливались из винтовок. Девушки, Женя и Шура, били по врагу из
наганов. Но их огонь все слабел. Кончились патроны, уже не оставалось
гранат...
Женя и Шура, сами не раз раненные, перевязывали раны ребят. Одни уже не
могли стрелять, другие отмахивались от девчат в пылу боевой горячки. Паша
Кирьянов, физрук фасонно-литейного цеха, что-то кричал, яростное и
отчаянное.
И вдруг по команде офицера из-за могил выросли серые тени. Со всех
сторон навалились немцы. Рукопашная длилась недолго. Смолкла стрельба.
Кругом, торжествуя, орали фельджандармы и солдаты. Женю и Шуру, а также
каждого из парней мертвой хваткой держали трое, а то и четверо немцев.
Их поставили на ноги и, осыпая ударами, тыча коваными прикладами
маузеровских винтовок, повели с кладбища. Могилы остались позади, но Женя,
оглянувшись на восток, в сторону Москвы, увидала пасмурное небо, низкие
темные тучи и поняла, что больше никогда не увидит солнца.
Их остановили на площади и по одному стали вводить в небольшой дом, в
котором разместился какой-то немецкий штаб.
Ничем не приметен был прежде этот дом. Дом " 32 по Новосолдатской
улице. Хозяйкой в нем была Полина Даниловна Зимина. Немцы выставили ее из
дома, но на русской печке, свернувшись незаметным клубком, оставалась ее
тринадцатилетняя дочка Лина. Она видела, как пленных партизан вводили
поодиночке одного за другим. На них было страшно смотреть - все в крови.
Двух внесли, вернее, втащили - они уже не могли сами идти. Длился допрос
долго, чуть не три часа. Переводчик, сидя в углу, записывал вопросы и
ответы, но записывать особенно было нечего. Партизаны попались
неразговорчивые.
Первым допрашивали Костю Пахомова.
- Фамилия? - спросил офицер.
Костя не отвечал.
- Сколько лет?
- Двадцать четыре.
- Откуда? - быстро спросил ободренный офицер.
- Из Москвы.
- О, из Москвы! - почтительно и словно обрадовавшись произнес офицер. -
Кто послал вас?
- Больше я вам не скажу ни слова. И Костя замолчал.
Ему грозили, но редактор серпомолотовской "Мартеновки" молчал.
К дому, в котором шел допрос, подкатил больший лимузин со штандартом на