"Василий Горъ. Пророчество " - читать интересную книгу автора

стараясь не дать им заорать...

Корчма "Копье и Щит" в предрассветной мгле смотрелась как череп жуткого
потустороннего монстра: оба окна, когда-то обрамленные резными наличниками
мастера Сэнса из Княжества Лурд, теперь чернели обожженными провалами; дверь
висела на одной петле, тихонько поскрипывая на легком ветерке; правая стена
здания, выходящая на Дворцовую площадь, подсвеченная пламенем от двух
догорающих костров, казалась живой - по ней иногда словно пробегала дрожь от
шевелений истерзанных, но пока живых женских тел... Сжав зубы, чтобы
сдержать подступающие рыдания, я почти полз в тени Русалочьего фонтана,
стараясь подобраться поближе к часовым, выставленным Орденом возле корчмы,
но моя осторожность оказалась излишней: с ними успел разобраться Наставник.
Заметив меня, он выглянул из тени соседнего здания и, вопросительно кивнув в
сторону палаток с орденцами и получив не оставляющий сомнения жест, спокойно
направился к распятым.
Хвостика среди них не оказалось. Еле живая, истекающая кровью,
растерзанная, словно попавшая в лапы к каким-то зверям, тетя Лаура, придя в
сознание после того, как мы с Мерионом сняли ее со стены, измученно показала
пальцем в сторону дворца и заплакала Наставник, глядя, как вздуваются и
лопаются красные кровавые пузырьки у нее на губах, мрачно покачал головой -
судя по всему, у нее было пробито легкое, а значит, шансов выжить
практически не было... Кристина, мама Элли, выглядела немногим лучше кровь
на запястьях, пробитых железными клиньями, почти свернулась; немного
кровоточили раны на бедрах, низ живота, но женщина была в сознании, и в ее
глазах, наверное единственных среди всех тех, кто еще был в сознании, кроме
отчаяния, я увидел надежду... Однако стоило нам снять ее со стены и положить
на землю рядом с Лаурой, она, видимо прочитав что-то о судьбе своей дочери в
моих глазах, закусила губу и беззвучно зарыдала...
Весь час Глухаря, до самого рассвета, мы с Мерионом на
импровизированных носилках таскали женщин, которые еще могли выжить, в
подвал полусгоревшей кузницы недалеко от северных ворот Аниора. Четыре
изуродованных до неузнаваемости трупа и три тела тех, кому пришлось подарить
легкую смерть, в том числе и тело Лауры, мы занесли в корчму. Потом обложили
их хворостом, принесенным с заднего двора, и, присыпав углем, подожгли этот
импровизированный погребальный костер. Еще четверть часа Пахаря я искал тех,
на кого можно было бы оставить спасенных женщин, и наконец нашел: четыре
пацана от восьми до двенадцати лет, прятавшиеся на чердаке одного из домов в
квартале медников, избежавшие участи большинства горожан, согласились
присмотреть за спасенными, и мы с Наставником, оставив их в подвале, от тени
к тени побежали в сторону Южных Ворот дворца, чтобы попытаться проникнуть
внутрь тогда, когда монахи, привлеченные пожаром на Дворцовой площади,
отвлекутся от охраны противоположной части Дворцового комплекса...
Пройти ворота оказалось несложно - два часовых, порядком
напричастившихся вина из дворцовых подвалов, даже не почувствовали момента,
когда их души покинули распростертые у небольшого костра тела. А вот дальше
путь оказался намного сложнее - на территории дворца расположилось самое
крупное войсковое соединение, которое мне приходилось видеть за мою недолгую
жизнь. Монахов было столько, что я даже засомневался в возможности не то что
пробраться внутрь - просто доползти до стены. Кроме того, мне не хватало
терпения: если бы не придерживающий меня Учитель, я сделал бы какую-нибудь