"Гор Геннадий Самойлович. Замедление времени" - читать интересную книгу автора

садом. Он вдвигал предметы в слова и соединял их так, что мир становился
новым и элементарным.
Поэзия Заболоцкого обладала эйнштейновым свойством замедлять время.
Сгущала и замедляла время и наука. Я посещал лекции знаменитого
этнографа Л.Я.Штернберга.
Штернберг, как и некоторые другие старые профессора, был выходцем из
девятнадцатого века. С девятнадцатым веком его связывала не только большая
часть его необыкновенно интересной жизни, но, я бы сказал, - судьба. Под
судьбой принято понимать множество случайностей, антропоцентрически
сговорившихся между собой и чудесно потворствующих избранному человеку.
Кто еще из многочисленных ученых России, с глубоким интересом
раскрывавших книги Энгельса, мог испытывать то особое интимное чувство,
которое испытывал Штернберг? Во втором издании "Происхождения семьи, частной
собственности и государства" были страницы, уделенные Энгельсом
сочувственному разбору этнографических открытий Штернберга.
История этого факта примечательна. В начале девяностых годов юный
студент-народоволец Л.Штернберг был арестован и водворен в одесскую тюрьму.
Там он прочел первое издание "Происхождения семьи..." и заинтересовался
историческими проблемами древнего родового общества. Мог ли он думать, что
будет выслан на Сахалин, откроет там у первобытного народа - нивхов
(гиляков) следы древней жизни и привлечет своей статьей внимание Энгельса?
Мы, слушавшие Льва Яковлевича, чувствовали невидимую нить, связывающую
нас с ним, а через него - и с великими событиями девятнадцатого века.
На лекциях Штернберга я впервые узнал о той особой палеонтологии языка
и нравов, когда обычай или слово становятся машиной времени и уносят нас из
аудитории в далекое прошлое.
Позже, загипнотизированный этнологией, я прочел замечательные книги
французского ученого Леви-Брюля, восстановившего древнее, утраченное
цивилизованным человечеством мышление, извлекшего его, как извлекают из руды
радий, из фольклора и обычаев народов Африки, Австралии и Океании.
Под влиянием идей Штернберга и Богораза я поехал уже в тридцатых годах
на Сахалин к нивхам и подружился с ненецким художником Панковым, который
древние песни и сказки накладывал на холст с помощью поющих линий и веселых,
играющих красок.


7

Люди двадцатых годов еще не испытывали особой, свойственной только нам
космической тоски, нам, мечтающим о духовном контакте с представителями
инопланетных цивилизаций. Они еще не знали, что рядом с нами в океанах и
морях живут ничем, казалось, не примечательные млекопитающие, чей мозг, как
выяснилось позже, не менее сложен, чем наш, и мог бы завершать эволюцию
земной жизни, если бы какие-то неизвестные нам причины не заставили предков
дельфина возвратиться с суши обратно в океан.
Сейчас ученые делают попытки расшифровать язык этих животных, войти в
более тесный контакт со всей биосферой, окружающей нас, вечно родной и
близкой нам и одновременно далекой.
О контакте со всем живущим на земле мечтали два современника: поэт
Хлебников и геобиохимик Вернадский.