"Гор Геннадий Самойлович. Деревянная квитанция" - читать интересную книгу автора

Мне вспоминаются "Поминки по Финнегану". Это знаменитый и самый сложный
роман Джойса. Герои романа - дублинский трактирщик X.Ч.Иэрвикер и его жена
Анна Ливия Плурабель, исполняющая одновременно обязанности реки.
Народный эпос, в отличие от Джойса, едва ли спаял бы ассоциацией,
мифом, символом реку в одно целое с женой унылого трактирщика.
Катунь - горная река, катящая через секунды и тысячелетия отраженное
алтайское небо, и одновременно дочь богатыря Сартакпая.
Алтай - это опровержение обыденности, и выглядит он как народный эпос
по сравнению с натуралистически-беллетристической прозой.
Мысль моя не в состоянии отделить стремительное и прекрасное бытие реки
от девушки эпоса, река ведь это тоже эпос, и вот Катунь зовет меня через
время и расстояние и является по ночам, распахивая двери и стремительно
вбегая в мои помолодевшие сны.


До революции на том месте, где теперь город Горно-Алтайск, стояло село
Улала. В Улале жили миссионеры и купцы, скупщики пушнины.
Чтобы представить себе Улалу, мне надо спуститься на дно своего
детства. Мое детство прошло в Сибири, в таком же маленьком, как Улала,
городке Баргузин.
Сны, зимы, зимние дороги, скрип саней и горы, увиденные в узенькую
щелочку, пробитую памятью между далеким прошлым и вечно куда-то торопящимся
настоящим. Все это хранится на дне моего детства, законсервированного и
замурованного в каких-то давно заснувших клетках мозга, которые необходимо
разбудить.


Проснулась клетка мозга и разбудила давно утраченный миг.
Я слышу, как икает шаман и колотит колотушкой в барабан - выделанную
кожу выпоротка, натянутую на круг от сита.
Шаман икает все громче и громче, затем он выбегает на середину юрты и,
приседая, торжественно кланяется всем углам пропахшего дымом жилища, в том
числе и тому углу, где сидит в спокойно-медлительной позе вылитый из меди
бурятский бог и недоброжелательно косится на шамана.
Я еще незнаком с этнографией и не знаю, что в этом зимнике мирно
уживаются две религии: древнее язычество и пришедший сменить его буддизм.
Шаман пьет воду, брызгает на огонь и начинает воспроизводить музыку
леса, голоса зверей и птиц. Кажется, что он сам превратился в птицу и сейчас
же превратит в птиц меня и моего дедушку, приехавших в этот улус.
Чей-то голос зовет, зовет, зовет. Это голос моего детства, голос реки,
несущейся по камням, голос дороги, уже выгнувшей свою рыжую спину, чтобы
подбросить на ухабе нашу рессорную коляску, похожую на ту, на которой ездил
Павел Иванович Чичиков покупать мертвые души.
Мой дед едет к бурятам покупать скот для фирмы, в которой он служит, и
везет меня с собой.
Голос моего детства сливается с голосом шамана, которому очень хочется
сделать чудо.
Шаман как бы превращается в реку, он тихо шумит, воспроизводя течение