"Иван Александрович Гончаров. Публицистика (ППС том 1)" - читать интересную книгу автора

поблизости случился пожар, я выглянул из форточки на улицу, и что же
представилось моим взорам! Алексей Петрович без шапки, с развевающимися
волосами, с дикою радостью в глазах, пожирал скачками пространство; плащ на
нем раздувался от ветру, как парус; в руках были две удочки со всем
прибором; а за ним дети, мал мала меньше, неслись с воплями, прискакивая,
отставая, забегая вперед. Я остолбенел; еще ни разу "болесть" не
обнаруживалась в такой сильной степени. Смотрю - вся ватага остановилась и
начала зевать перед моими окошками.
- Куда стремите ваш бег, несчастные, и почто возмущаете покой
ближнего? - возопил я вдохновенным голосом. Так как они показались мне в эту
минуту особенными существами, на которых лежит печать проклятия, то я и
почел за нужное употребить, как водится в подобных случаях, особенный язык в
разговоре с ними.
- Пешком в Парголово! - закричали они хором.
- Ужели? А бабушка?
- Пускай ее! мы не вытерпели; при ней осталась жена. Пойдемте с нами.
- В уме ли вы? Ведь до Парголова двенадцать верст!
- Так не идете?
- Ни за что!
- У! у! у! - завыли они и понеслись далее. Я долго смотрел им вслед, и
две крупные слезы скатились с ресниц моих. "За что тяготеет над ними кара
небесная? - подумал я. - Господи! неисповедимы судьбы Твои".


46

Часа через три после того сильный туман, который еще с полночи
разостлался над городом, превратился в частый дождь и с севера поднялся
холодный ветер. Я вспомнил о несчастных, и сожаление не позволило мне
оставаться хладнокровным к их гибели. Я поспешно оделся, взял с собою
цирюльника, за неимением знакомого лекаря, и на дрожках отправился в погоню,
чтоб подать помощь, которая, как я полагал, будет им необходима, - и не
ошибся.
В самом Парголове я их не нашел, а от мужиков узнал, что они ушли еще
верст за семь, на какое-то озеро, удить рыбу и избрали для того болотистую
дорогу, а по проезжей не пошли. Нечего делать, надо было ехать по их следам.
Вскоре эти следы открылись: то были растерянные фуражки и перчатки, как
такие вещи, которые, по мнению Алексея Петровича, только мешали в прогулках.
Наконец нашел: Алексей Петрович сидел на берегу с мутными глазами, свесив
ноги в воду по самые колена и держал в руках удочку. Он дремал и бредил,
потому что вся кровь бросилась от ног в голову. Подле него, с разинутым
ртом, лежал окунь, а далее местами, точно в таком же положении, валялись
дети, окоченевшие от холода. Сапоги у них до половины были наполнены водою,
а платье промочено дождем. Цирюльник, похлопотав с полчаса, успел привести
их в чувство, а я между тем сбегал в ближайшую деревню и нанял три чухонские
тележки, в которые уложив Алексея Петровича с детьми и накрыв рогожами,
повез в город в отчаянном положении.
После этого приключения я не заглядывал к ним целые две недели. Наконец
в воскресенье, утром, вхожу в переднюю. Там оба зачумленные лакея, со всеми
зловещими признаками, спорили, как лучше ездить за город и наслаждаться