"Лесь Гомин. Голгофа " - читать интересную книгу автора

- Чего тебе, брат, нужно здесь так рано? - взволнованно спросила.
Он улыбнулся.
- Давно ли, девушка, чудная такая?
Она только теперь заметила, что у колодца, выходившего половиной на
улицу, стояла пара лошадей, запряженных в повозку, а Иван - с ведром возле
нее. Соломония еще больше смутилась. Крепкий, красивый, Иван так и жег ее
глазами. Ей казалось, что это и есть тот, кто звал ее, тревожил ночью,
волновал кровь. Исчезли и монастырские стены с суровыми правилами, и
шестидесятилетняя сухая монашка, мать Анфиса. Она откликалась на зов крови и
пылала, как восход.
Иван видел это и любовался ею. Удивлялся тому, куда делись его
грубость, наглость и насмешливая речь. Откуда на него волной нахлынули
застенчивость, робость и нежность?
- Из каких мест, сестра? - спросил робко.
- Из-под Сорок... С Карасёвого хутора.
- Из-под Сорок? И я оттуда...
- Правда?
- Да... И совсем недавно. А ты?
- А я едва помню село. Давно оттуда... Как умер отец, нас осталось двое
у матери: мне, старшей, десять лет и младшей сестре четыре года. Мама очень
бедствовала, в наймы водила, да никто не брал: маленькая была. А тут на
хутор к нам пришла какая-то монашка. Увидела бедность, посоветовала отдать
меня в монастырь. Да так вот уж десять лет прошло здесь... Еще и за воротами
не была. Не знаю, как там и люди живут.
- Бедная девушка, - тихо проговорил Иван, - десять лет не выходить.
Худо.
Не выходила. Нигде не была ни разу: не пускает мать Анфиса.
- Жаль мне тебя, сестра, но что поделаешь?
Соломония с восхищением смотрела на него. У юноши был искренне
сочувствующий вид. Сердце ее защемило от жалости к себе, покатились слезы.
То ли оттого, что десять лет просидела за стенами, то ли потому, что
осталась сиротой, или от Иванова сочувствия, а может, и потому, что где-то
далеко отсюда живет убогая мать-вдова с ее младшей сестрой Марысей и не
может старая даже увидеть свое дитя, только передает ей приветы через людей.
Кто его знает... Но только сжалось сердце от жалости к себе, и Соломония
заплакала. Она так жаждала тепла, ласки... И вот эта ласка засветилась в
Ивановых глазах, зазвучала в его голосе, залучилась на его лице... Он вдруг
стал ей каким-то близким, своим...
- Ну, не плачь, сестра, слезы не утеха. На все воля божья. Вот и я тоже
сиротой остался, один как перст... а живу.
- И ты сирота?
С двенадцати лет, сестричка... Скитался вот, пока сюда не пришел. А
теперь... сама видишь, - врал зачем-то Иван.
- Бедный... и ты...
Солнце тем временем рассыпало миллиарды искр по зеленой траве,
разбудило день.
- Ну, прощай, сестра. Вон уже встают ваши. А мне у епископа утром быть
нужно.
- Прощай...
И стояла. Иван тоже не двинулся.