"Том 6" - читать интересную книгу автора (Сталин Иосиф Виссарионович)О задачах партии в деревне Речь на пленуме ЦК РКП(б) 26 октября 1924 г.[74]Товарищи! Так как предыдущие товарищи довольно подробно говорили о работе в деревне, мне придется ограничиться некоторыми замечаниями насчет особенностей современного момента. В чем состоят особенности нынешнего момента с точки зрения положения крестьян? Первая особенность состоит в том, что старый капитал, моральный капитал, приобретенный нами в борьбе за освобождение крестьян от помещика, начинает уже исчерпываться. Некоторые товарищи говорят: “По поводу чего поднят шум о работе среди крестьянства? Мы уже не раз говорили о крестьянстве, мы никогда не забывали о крестьянах, — откуда же этот шум о крестьянстве?”. Но эти товарищи, видимо, не понимают, что старый моральный капитал нашей партии, накопленный в периоды Октября и отмены продразверстки, уже иссякает. Они не понимают того, что теперь нам нужен новый капитал. Нам нужно создать для партии новый капитал в условиях новой борьбы. Мы должны заново завоевывать крестьянство. Вот в чем вопрос. О том, что мы помогли мужику сбросить помещиков и получить землю, о том, что войну кончили, царя уже нет и вместе с царем снесены прочие царские скорпионы, — обо всем этом крестьяне успели уже забыть. На этом старом капитале теперь долго уже не проживешь. Кто этого не понял, тот не понял ничего в новой обстановке, в новых условиях нэпа. Мы завоевываем крестьянство заново — в этом первая особенность нашего внутреннего положения. Но из этого следует, что новые разговоры о крестьянстве не только нелишни, но они несколько даже запоздали. Вторая особенность состоит в том, что за этот период изменились наши основные классы — рабочие и крестьяне, — они стали другими. Раньше пролетариат был деклассирован, распылен, а крестьянство было объято желанием удержать в своих руках отнятую у помещиков землю и выиграть войну против помещиков. Так было раньше. Теперь другое дело. Войны нет больше. Индустрия растет. Сельское хозяйство развивается. Нынешний пролетариат уже не деклассированный рабочий класс, а полнокровный пролетариат, культура и потребности которого растут изо дня в день. Что касается крестьянства, то это уже не старое, загнанное крестьянство, объятое страхом потери земли и готовое на все жертвы ради избавления от помещика. Это — новый класс, свободный и активный, забывший уже помещика и заботящийся теперь о том, чтобы получить дешевый товар и сбыть свой хлеб подороже. Его характерная черта — растущая политическая активность. Теперь уже нельзя говорить о том, что “партия все разберет”, что “партия все устроит за всех”. Таких разговоров не поняли бы теперь ни крестьяне, ни, тем более, рабочие. Теперь надо пойти в массы поглубже, теперь надо разъяснять, объяснять, убеждать больше, чем это было раньше. Теперь надо заново завоевывать доверие миллионов беспартийных и закреплять это доверие организационно, прежде всего через Советы. Этого требует возросшая политическая активность масс. Но изменились не только классы. Изменилось также поле борьбы, ибо оно стало другим, совершенно другим. О чем раньше шла борьба? Нужна ли продразверстка или не нужна? Еще раньше шла речь о том, нужен помещик или не нужен? Теперь эти вопросы уже преодолены, ибо нет больше ни помещика, ни продразверстки. Теперь дело идет не о помещике и продразверстке, а о ценах на хлеб. Это — совершенно новое поле борьбы, обширное и очень сложное, требующее серьезного изучения и серьезной борьбы. Дело теперь даже не в налогах, ибо мужик дал бы налог, если бы цены на хлеб были “достаточно высокие” и если бы цены на мануфактуру и на другие городские изделия были “достаточно” снижены. Теперь основной вопрос — рынок и цены на городские товары, на сельскохозяйственные продукты. Вот что пишет в ЦК секретарь Гомельского губкома: “В трех волостях был массовый отказ от принятия окладных листов. Темп поступления по сравнению с тем, каким он должен быть, отстает в три раза. Происходившие беспартийные волостные конференции были настолько бурными, что некоторые пришлось закрыть, а в некоторых была проведена поправка: просить центр снизить налог и повысить цены на хлеб. Не знаю, каково положение в других губерниях, но положение нашей губернии не совпадает с теми выводами, которые вы (т. е. я) делаете в последнем закрытом письме. Настроение на местах у наших работников неважное. Деревня представляет взбудораженный улей, все толкуют о налоге и о ценах на хлеб”. Такие же сообщения имеются в ЦК из Сибири, Юго-Востока, Курской, Тульской, Нижегородской, Ульяновской и других губерний. Смысл всех этих сообщений состоит в том, что мужику становится тесно от нашей политики цен, причем он хотел бы ослабить или даже сбросить прочь те рычаги по проведению этой политики цен, без которых наша индустрия не могла бы двинуться вперед ни на шаг. Крестьянин как бы говорит нам: “вы опасаетесь снижать до крайности цены на городские изделия, вы боитесь наплыва заграничных товаров, для этого вы создали всякие таможенные преграды, ограждающие от конкуренции нашу молодую индустрию, но мне нет дела до вашей индустрии, я требую дешевых товаров, откуда бы они ни шли”. Или еще: “вы боитесь поднять цены на хлеб, опасаясь подрыва заработной платы, для этого вы придумали всякие заготовительные органы, создали монополию внешней торговли и прочее, но мне нет дела до ваших преград и рычагов, я требую высоких цен на хлеб”. Таков смысл борьбы в области политики цен. Особенно показательно в этом отношении последнее восстание в Грузии. Восстание это было, конечно, бутафорским, но в некоторых уездах, особенно в Гурийском уезде, оно, безусловно, имело массовый характер. Чего добивались крестьяне в Гурии? Дешевых товаров, высоких цен на кукурузу. Гурия лежит на границе с Западом, она видит дешевизну заграничных товаров в сравнении с нашими советскими товарами, и она бы хотела, чтобы цены на наши товары были снижены, по Крайней мере, до заграничных цен или чтобы цены на кукурузу были подняты до степени, обеспечивающей выгодную закупку советских товаров. В этом экономическая основа гурийского восстания в Грузии. Именно поэтому это восстание является показательным для новых условий борьбы по всей Советской стране. Вот почему восстание в Грузии нельзя ставить на одну доску с восстанием в Тамбове, где речь шла не о ценах на изделия и сельскохозяйственные продукты, а о снятии продразверстки. Вдохновителями этой новой борьбы на рынке и в деревне против советской политики цен являются кулаки, спекулянты и прочие антисоветские элементы. Они, эти элементы, стараются оторвать миллионные массы крестьянства от рабочего класса и подкопаться, таким образом, под диктатуру пролетариата. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы изолировать кулаков и спекулянтов, оторвать от них трудовое крестьянство и вовлечь его в советское строительство, дав, таким образом, выход его политической активности. Мы это можем сделать, и мы это уже делаем, так как трудовые массы крестьянства и особенно беднота заинтересованы в союзе с рабочими, в сохранении диктатуры пролетариата, а значит, в сохранении и тех экономических рычагов, на которых держится диктатура. Что требуется для этого? Прежде всего необходимо позаботиться о том, чтобы создать вокруг партии в деревне многочисленные беспартийные кадры из крестьян, могущие соединить нашу партию с миллионами крестьян. Без этого нечего и говорить об отрыве крестьянства от кулаков и спекулянтов, о завоевании и закреплении за партией десятков миллионов крестьян. Это дело, конечно, трудное. Но трудность не может служить нам непреодолимой преградой. Необходимо направить в деревню на помощь нашим ячейкам сотни, а может быть, и тысячи опытных, знающих деревню работников (дело тут не в количестве), способных поднять и создать актив беспартийных крестьян. При этом следует учесть то естественное недоверие крестьян к городским людям, которое все еще имеется в деревне и которое, должно быть, не скоро выветрится. Вы знаете, как встречает крестьянин приезжего из города, особенно, если он слишком молод: “еще один шалопай из города приехал, не иначе как надуть хочет”. Объясняется это тем, что крестьянин больше всего верит тому, кто сам ведет хозяйство и знает более или менее толк в хозяйстве. Вот почему я думаю, что центром нашей деятельности в деревне должна служить работа по созданию актива из самих крестьян, откуда партия могла бы черпать новые силы. Но как это проделать? По-моему, для этого необходимо прежде всего оживить Советы. Необходимо все живое, честное, инициативное, сознательное, особенно бывших красноармейцев, которые являются наиболее сознательными, наиболее инициативными из крестьян, втянуть в работу Советов. Почему именно Советов? Потому, во-первых, что Советы есть органы власти, а вовлечение трудового крестьянства в дело управления страной является очередной задачей партии. Потому, во-вторых, что Советы есть органы смычки рабочих в крестьян, органы руководства крестьянами со стороны рабочих, а руководство крестьянами со стороны рабочих теперь необходимо больше, чем когда бы то ни было. Потому, в-третьих, что в Советах разрабатывается местный бюджет, а бюджет является животрепещущим вопросом для крестьянства. Потому, наконец, что Советы представляют вернейший барометр настроений крестьянства, а прислушиваться к голосу крестьянства обязательно следует. В деревне имеются и другие в высшей степени важные беспартийные организации вроде кресткомов, кооперативов, органов комсомола. Но есть опасность, что эти организации при известных условиях могут превратиться в чисто крестьянские союзы” могущие оторваться от рабочих. Чтобы этого не случилось, необходимо увязать работу этих организаций в Советах, где руководство крестьянами со стороны рабочих обеспечено по самой структуре Советов. Вот почему оживление Советов теперь, когда организации крестьян растут, как грибы после дождя, является задачей первостепенной важности. Недавно на совещании сельских ячеек я призывал товарищей к беспощадной критике недостатков нашей партийной работы в деревне.[75] Это вызвало некоторое недовольство. Оказывается, есть такие коммунисты, которые боятся критики, не хотят вскрывать недостатков нашей работы. Это опасно, товарищи. Скажу больше: боязнь самокритики или критики со стороны беспартийных является теперь самой опасной болезнью. Ибо одно из двух: либо мы сами будем критиковать себя и дадим беспартийным раскритиковать нашу работу, — и тогда можно будет надеяться, что наша работа в деревне двинется вперед; либо мы такой критики не допустим, — и тогда нас будут критиковать события, вроде восстаний в Кронштадте, в Тамбове, в Грузии. Я думаю, что критика первого рода предпочтительнее критики второго рода. Вот почему не следует нам бояться критики ни со стороны партийных, ни, тем более, со стороны беспартийных. |
||
|