"Джон Голсуорси. Из сборника "Моментальные снимки"" - читать интересную книгу автора

приезжала в ноябре в "Кедры" поохотиться. Говорят, теперь за ней волочится
молодой лорд Чешерфорд. Конечно, все это кончится скандалом! Тревильену
всегда неприятно было встречаться с этой женщиной, с которой его дочь была
дружна. Соломенные вдовы опасны, особенно в таком месте, как Ривьера. Нужно
намекнуть Агате. Людям с такой сомнительной репутацией не следовало бы
появляться в церкви, думал он. Но как же можно порицать людей за то, что они
ходят в церковь? Впрочем, большинство из них не ходит! Светский человек, как
бы благочестив он ни был, может общаться с кем угодно, но совсем другое
дело, когда люди сомнительной репутации встречаются с женщинами из твоей
семьи или вторгаются в святая святых твоих верований. У таких людей нет
чувства приличия. Да, непременно надо будет поговорить с Агатой!
Дорога шла в гору, и Тревильен осторожно, чтобы не вызвать кашель,
вдыхал напоенный мимозой воздух. Он уже собирался идти дальше, когда на
другой стороне дороги заиграла шарманка. Крутивший ее ручку хромой мужчина
был, как большинство здешних шарманщиков, итальянец, усатый, с бегающими
глазами. Тащил тележку, как обычно, серый ослик; певица - уже вошедшая в
поговорку смуглая дева в оранжевой косынке; песня, которую она пела, -
неумирающая "Санта-Лючия". Ее резкий голос выделял полнозвучные
металлические "а", которые, казалось, ударяли по воздуху, как молоточки по
струнам цимбал. Тревильен был любитель музыки и в казино ходил, чтобы
послушать концерт, хотя чаще оказывался в игорных залах - не за тем,
разумеется, чтобы рискнуть одной или двумя пятифранковыми монетами, ибо он
не одобрял игру, а только потому, что царящая там пестрота и распущенность
приятно щекотали его чувство благопристойности, и он чувствовал себя
мальчишкой, вырвавшимся на часок из школы. Тревильен умел различать
несколько мелодий и знал, что шарманка играет не "Боже, храни короля", не
"Правь, Британия", не "Типперэри" и не "Фуникули-Фуникула!" Эта мелодия
имела какое-то до странности близкое ему звучание, как будто в какой-то иной
жизни она была биением, бурным ритмом его собственного сердца. Странное
чувство, удивительно странное чувство! Тревильен стоял, задумчиво щуря
глаза. Разумеется, он узнал песенку, как только услышал слова "Санта-Лючия",
но не мог припомнить, когда же, в каком далеком прошлом эти звуки пробудили
в нем что-то глубокое, жаркое, почти дикое и в то же время сладкое и
влекущее, как неведомый плод или аромат тропического цветка?
"Сан-та-Лючи-и-я! Сан-та-Лючи-и-я!" Что это? Нет, не вспомнить! И все же
воспоминание было так близко, почти осязаемо!
Девушка перестала петь и подошла к нему; оранжевая косынка, блестящие
бусы, сверкающие белки глаз и смеющийся рот, полный зубов, придавали ей
задорный вид. Все они такие, эти романцы: экспансивные, легкомысленные и,
вероятно, нечисты на руку - вообще, низшая раса! Тревильен порылся в
карманах, дал девушке франк и медленно двинулся дальше.
Но на следующем повороте он снова остановился. Девушка в благодарность
за его франк опять запела: "Санта-Лючия". Что же это? Какие воспоминания
были погребены в нем под опавшими листьями прошедших долгих лет?
Тревильен стоял у низкой садовой стены, и над головой его висели
розовые кисти мастикового дерева. Воздух был словно пронизан их тонким,
пряным запахом, этим подлинным ароматом юга. И снова ощущение чего-то
пережитого в прошлом, чего-то сладостного, острого и жгучего перехватило ему
горло. Что это? Какой-то забытый сон или мечта? Или он грезит под стоны
шарманки и звуки песни? Взгляд Тревильена упал на кактусы и алоэ над низкой