"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

это как-то по-новому осветило появление испуганной девушки, с которой так
низко поступали люди, беря от нее бездушно то, что им было надо. И он
подумал: "Да и мои ребята не упустили бы, пожалуй, случая. Не уверен, что
даже я не сделал бы этого, если бы она настаивала". Он отвернулся и стал
смотреть на залитую лунным светом улицу. Он услышал голос Мэй:
- Светло, правда? И самолеты сегодня не летают. Помнишь, как горели
цеппелины?.. Какая ужасная смерть! А все ликовали. Это понятно. Скажи, ты
очень ненавидишь нас?
Он повернулся к ней и резко сказал:
- Ненавижу? Не знаю.
- Я даже не ненавижу англичан. Я просто презираю их. И немцев тоже...
Может быть, больше, чем англичан, - ведь это они начали войну. Я это знаю. Я
презираю все народы. Почему они сделали мир таким несчастным?.. Почему они
загубили напрасно столько человеческих жизней... сотни, тысячи, миллионы
жизней? Люди сделали мир плохим... все ненавидят друг друга, причиняют
зло... Я знаю, это они сделали меня плохой. Я больше ни во что не верю. Во
что еще можно верить? Говорят, есть бог. Нет! Когда-то я учила английских
детей молитвам... Смешно, правда? Я читала им о Христе и о любви. И я верила
во все это. А теперь ни во что не верю... Кто говорит, что верит, тот дурак
или лицемер. Мне бы хотелось работать в госпитале, помогать хорошим людям
вроде тебя. Но меня выгнали бы только за то, что я немка, даже если б я была
порядочной. То же самое делается в Германии, во Франции, в России - всюду. И
после этого мне верить в любовь, и Христа, и во все прочее - как бы не так!
Мы звери - вот и все... Ты, верно, думаешь, что меня испортила моя жизнь?
Ничего подобного... Это не самое худшее. Конечно, другие мужчины не такие
славные, как ты... но так уж они созданы, и, кроме того, - тут она
рассмеялась, - они дают мне возможность прокормиться, а это уже кое-что.
Нет, виноваты те, что считают себя великими людьми, лучше всех. Это они
выдумывают войну, своими речами и ненавистью убивают нас... убивают таких,
как ты, сажают бедняков в тюрьму и учат нас ненавидеть. Виноваты и те
равнодушные до ужаса люди, которые пишут в газетах... То же самое творится
на моей родине, точь-в-точь. И потому я говорю, что люди не лучше зверей.
Он встал, остро чувствуя себя несчастным. Он видел, что она следит за
ним взглядом, и знал: она боится, что он уйдет. Женщина сказала заискивающим
тоном:
- Извини, что я так разболталась, хороший мой: мне не с кем поговорить.
Если тебе это не нравится, я буду тиха, как мышка.
Он пробормотал:
- Нет, почему же... Говори. Я вовсе не обязан соглашаться с тобой, да я
и не соглашаюсь.
Она тоже встала, прислонилась к стене; косой свет луны тронул ее
бледное лицо и темное платье; она заговорила снова - медленно, негромко, с
горечью:
- Скажи сам, милый, что это за мир, если в нем мучают миллионы ни в чем
не повинных людей? Мир прекрасен, да? Чепуха! Дурацкая чепуха, как вы,
молодые ребята, говорите. Ты вот толкуешь о товарищах и о храбрости на
фронте, где люди не думают о себе. Что ж, и я не так уж часто думаю о себе.
Мне все равно, я пропащий человек... Но я думаю о своих, на родине, о том,
как они там страдают и горюют. Я думаю о всех несчастных людях и здесь и
там, которые потеряли своих любимых, и о беднягах пленных. Как же не думать