"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

- Я всегда хожу на концерты, когда у меня есть деньги.
- Неужели так туго приходится?
- Сейчас у меня остался один шиллинг. - Она засмеялась.
Ее смех взволновал его - всякий раз, когда вы слышал ее голос, ему
почему-то становилось жаль ее.
Они подошли к узкому скверу, прилегающему к Гауэр-стрит.
- Здесь я живу, - сказала она. - Пойдемте.
Долгую минуту он был в нерешимости, но она легонько потянула его за
руку, и он, уступив, последовал за ней. Они прошли через слабо освещенную
переднюю и поднялись в комнату, где шторы на окне были опущены и газ едва
горел. Напротив окна висела занавеска, отделявшая часть комнаты. Как только
дверь за ними захлопнулась, она подняла голову и поцеловала его - так,
очевидно, было принято у женщин ее профессии. Ну и комната! Зеленые с
красным обои, дешевая плюшевая мебель произвели на него отталкивающее
впечатление. От каждой вещи веяло холодом, и комната как бы говорила своим
обитателям: "Сегодня здесь, завтра там". Только небольшой кустик папоротника
"Венерин волос" в простом горшке был свеж и зелен, словно его обрызгали
водой полчаса назад, и в нем было что-то неожиданно трогательное, как и в
самой девушке, несмотря на ее трезвый цинизм.
Сняв шляпу, она подошла к газовому рожку, но он быстро сказал:
- Нет-нет, не надо больше света. Лучше откроем окно и впустим лунный
свет.
Ему почему-то стало страшно увидеть все здесь слишком отчетливо; кроме
того, в комнате было душно, и, подняв шторы, он растворил окно. Девушка
послушно отошла и села у окна напротив него, облокотившись на подоконник и
опустив подбородок на руку. Лунный свет падал на ее щеку, только что
напудренную, и на вьющиеся светлые волосы, на плюшевую мебель, на его хаки,
и все стало каким-то призрачным, нереальным.
- Как вас зовут? - спросил он.
- Мэй. Это я так придумала. Ваше имя я не спрашиваю. Все равно не
скажете.
- Как ты недоверчива, крошка!
- У меня есть на то причины, сам понимаешь.
- Ну, конечно, вы всех нас, мужчин, считаете скотами.
- У меня сто причин всего бояться. Я стала ужасно нервная и никому не
доверяю... Ты, наверно, убил много немцев?
Он усмехнулся.
- Это трудно сказать, пока не доходит до рукопашной. Мне пока не
приходилось участвовать в таком бою.
- А ты, наверно, рад бы убить немца?
- Рад? Не знаю. Мы все в одинаковом положении, если уж на то пошло. Нам
совсем не нравится убивать друг друга. Но мы выполняем свои обязанности, вот
и все.
- Как это ужасно! Может быть, и мои братья убиты.
- Ты не получаешь никаких вестей?
- Нет, где там! Я ничего не знаю ни о ком. Как будто у меня нет родины.
Все мои близкие - папа, мама, сестры, братья... Нет, я их, наверно, уже
никогда не увижу. Война... она крушит и крушит все... разбивает сердца.
Она снова прикусила мелкими зубами нижнюю губу, будто огрызаясь.
- Знаешь, о чем я думала, когда ты подошел? О своем родном городе и о