"Джон Голсуорси. Последняя глава (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

А вот и подружки! Ее двоюродные сестры, дочки Хилери - Моника и Джоан,
тоненькие и очень деловитые, светленькая как серафим Селия Мористон (если
серафимы бывают девочками), темноволосая, яркая Шейла Ферз, а сзади уточкой
переваливается малютка Энн.
Опустившись на колени, Динни немножко успокоилась. Она вспомнила, как в
детстве, когда Клер была трехлетней крошкой, а она "уже совсем большая" лет
шести, они стояли на коленях в ночных рубашонках возле своих кроватей. Динни
старалась опереться подбородком о край матраца, чтобы коленям было не так
больно, а Клер стояла, сложив ручонки, ну просто прелесть, как с картины
Рейнольдса. "Этот человек будет ее мучить, - думала Динни. - Я знаю, будет!"
Она снова вспомнила свадьбу Майкла десять лет назад. Вон там она стояла
тогда, недалеко отсюда, рядом с какой-то незнакомой девушкой - родственницей
Флер. И взгляд ее, с жадным любопытством молодости перебегавший с одного
лица на другое, вдруг остановился на Уилфриде, который стоял сбоку, наблюдая
за Майклом. Бедный Майкл! В тот день у него был совсем одуревший вид, видно,
счастье вскружило ему голову! Она ясно помнила, что подумала тогда: "Майкл и
его падший ангел!" По лицу Уилфрида казалось, будто он навсегда отрешен от
счастья, - взгляд у него был какой-то язвительный и в то же время тоскливый.
Это было всего через два года после окончания войны, и теперь Динни
понимала, какое беспросветное отчаяние владело им тогда, какое крушение всех
надежд он переживал. Последние два дня он разговаривал с ней откровенно; он
даже с иронией признался ей в своем увлечении Флер; он влюбился в нее через
полтора года после ее свадьбы и бежал на Восток. Для Динни, которой к началу
войны было всего десять лет, эти годы запомнились только тем, что мама все
время волновалась из-за папы, беспрерывно что-то вязала, и весь дом
превратился в склад мужских носков; все ненавидели немцев; ей запрещали есть
конфеты, потому что их делали на сахарине, а потом все очень волновались,
когда на фронт ушел Хьюберт, и письма от него приходили реже, чем хотелось.
Но за последние несколько дней Динни отчетливее и острее поняла, что
принесла война таким людям, как Майкл и Уилфрид, - они ведь провели в самом
ее пекле несколько лет. Уилфрид образно рассказывал, как люди были оторваны
от всего, к чему привыкли, как разительно переоценивались все ценности, как
разъедало душу сомнение во всем, что было освящено веками и традицией.
Только теперь, по его словам, он наконец выздоровел от войны. Ему казалось,
что выздоровел, но и до сих пор какие-то нервы еще обнажены. И всякий раз,
когда Динни его видела, ей хотелось положить прохладную руку на его
разгоряченный лоб.
Кольцо было надето, роковые слова сказаны, заклинания произнесены;
новобрачные прошли в ризницу. За ними отправились ее мать и Хьюберт. Динни
сидела неподвижно, глядя в окно, выходящее на восток. Брак! Немыслимо! Если
только.... если не с одним-единственным из всех людей.
Над ее ухом раздался голос:
- Дай носовой платок. Мой совсем мокрый, а у дяди он синий.
Динни сунула тете Эм кусочек батиста и украдкой напудрила нос.
- А тебя пусть в Кондафорде, Динни, - продолжала тетя. - Столько
народу, устаешь соображать, что они совсем не те, за кого ты их принимала. А
ведь это была его мать, правда? Значит, она не умерла?
"Увижу я еще Уилфрида, хотя бы мельком?" - думала в это время Динни.
- Когда я выходила замуж, все меня целовали, - шептала леди Монт, - так
неприлично! У меня была одна знакомая девушка, которая вышла замуж только