"Ярослав Голованов. Марсианин (опыт биографии)" - читать интересную книгу автора

окрестности Земли и вновь улетит, чтобы вернуться лишь через 76 лет. Слушая
профессора, Фридель подумал, что очень немногим людям удавалось дважды в
жизни увидеть комету Галлея, и ему тоже не удастся, потому что до 1986 года
он наверняка не доживет. Рассказывал профессор и о поляке Яне Гевелии,
который дал имена лунным морям и горам и составил великолепный атлас
созвездий *. "Он родился и работал здесь, в Данциге", - и Зоммер снова
многозначительно воздевал к небу указательный палец.
* Атлас звездного неба Яна Гевелия с прекрасными гравюрами
астрономической мифологии был издан в 1978 году в Ташкенте благодаря
самоотверженным трудам академика АН УзССР В. П. Щеглова. (Прим. авт.)
В училище вообще очень гордились знаменитыми земляками, и правильно
делали, что гордились, потому что такая гордость воспитывает патриотизм,
если, конечно, земляки действительно люди стоящие. Когда профессор Калейн,
читавший курс физики, говорил о Даниэле Габриэле Фаренгейте, который
придумал собственную температурную шкалу (до наших дней в США все
изобретают, как от нее избавиться и перейти на всемирно признанную шкалу
Цельсия. Но привыкли и избавиться не в силах), он тоже подчеркивал:
"Фаренгейт родился в Данциге!" - однако палец вверх не поднимал...
Как бы ни были занимательны лекции, как бы напряженно ни составлялись
расписания экзаменов и зачетов, всего времени они заполнить не могли, да и
не должны заполнять. И с какой бы истовостью ни учился молодой Цандер, какие
бы замечательные примеры студенческого прилежания ни являл он современникам
и потомкам, все-таки занятия в королевском училище были для ума. Пусть все,
что для ума, - это главное, фундаментальное, на годы определяющее жизнь, но
единственным оно быть все равно не может. Потому что живому человеку для
того, чтобы оставаться живым человеком, непременно надо иметь еще что-то и
для души. Все равно что: любовь, путешествия, гербарий какой-нибудь, тайную
тетрадку собственных стихов, но надо! Страстью души и отдыхом, причем
отдыхом настоящим, освежающим, дающим покой уму и телу, отдыхом от всех
аудиторных и лабораторных наук была для Цандера наука. Большего удовольствия
ничто ему во всей его жизни никогда не доставляло.

Тихо Браге в четырнадцать лет был поражен той точностью, с какой
наступило предсказанное звездочетами солнечное затмение. Поражен не самим
явлением затмения, а именно возможностью вычислить его. Среди войн и бунтов,
мелкого дорожного разбоя и крупного придворного воровства, среди коварства
союзов и измен, среди всей зыбкости и непрочности жизни, оказывается,
существовало нечто вечное, прочное, неподвластное даже воле монархов, что-то
надежное и постоянное. Он влюбился в астрономию благодаря затмению Солнца. И
мы можем сказать: Тихо Браге начал заниматься наукой в четырнадцать лет.
Переплетчик Майкл Фарадей случайно попал на лекцию знаменитого химика
Дэви, и лекция эта привела его ум в смятение. Он написал Дэви письмо и
попросил принять его лаборантом в Королевский институт. Дэви принял
переплетчика, и мы знаем: Майкл Фарадей стал заниматься наукой в двадцать
два года.
Народоволец Николай Кибальчич, уже приговоренный к смертной казни по
делу об убийстве царя Александра II, за несколько дней до смерти составил
проект ракетного воздухоплавательного прибора. Кибальчичу было двадцать
восемь лет.
Почти всегда можно найти деталь биографии, определяющую время старта