"Игорь Михайлович Голосовский. Хочу верить..." - читать интересную книгу автора

Василий Федорович, встретив меня в коридоре, сказал:
- Хорошо, что приехал. Иди, читай гранки.
- Как, уже набрано? - обрадовался я.
- Набрано, набрано, - ответил Василий Федорович. - Исключительно
благодаря западногерманскому руководству. Серьезно! Фашисты опять
зашевелились. Не мешает напомнить им, как мы их били. Твой очерк о
подпольщиках как раз в жилу!
Внимательно посмотрев на меня, он прищурился и добавил:
- Ну и, кроме всего прочего, написано неплохо. Вполне на уровне.
Приятно было услышать это из уст ответственного секретаря. Василий
Федорович был старым, опытным газетчиком. Во время войны работал во
фронтовой печати. Он был скуп на похвалы и до сих пор обычно ругал мои
материалы на летучках или, что еще хуже, обходил их презрительным молчанием.
Я взял в отделе гранки и, спустившись этажом ниже, в пустой
конференц-зал, принялся читать свой очерк. В напечатанном виде он показался
мне чужим, более солидным, чем в рукописи, и в то же время убийственно
скучным, растянутым и неуклюжим.
Прежде всего я отметил места, которые были исправлены или сокращены.
Мне, разумеется, показалось, что это сделано неудачно и что очерк стал еще
хуже, чем был.
Но радость моя была слишком велика, чтобы потускнеть от подобных
мелочей. Я держал в руке пачку влажных, пахнущих типографской краской
гранок - шестьсот строк, два газетных подвала и не мог от них оторваться.
Моя фамилия крупным шрифтом будет поставлена вверху.
Вверху, а не внизу!
Я три года работал в газете. Мои заметки и статьи публиковались более
или менее регулярно, хотя и не очень часто. Но все это был информационный
материал. А теперь принят к печати мой первый настоящий очерк. Я вспомнил,
как уговаривал Василия Федоровича послать меня в Прибельск, как убеждал его,
что справлюсь с заданием, как боялся провалиться и вернуться ни с чем, и
почувствовал себя победителем.
Расписавшись на гранках, я отнес их секретарю и спросил:
- Не знаешь, на какое число запланировано?
- На воскресенье, - буркнул он, не поднимая головы от стола.
Я вернулся в отдел, достал из стола пачку читательских писем,
накопившихся за время моего отсутствия, и принялся сочинять ответы. Но мысли
мои были далеко. Перед глазами мелькал газетный лист с моим очерком.
Интересно, как его заверстают? Двумя подвалами на третьей и четвертой
полосах или "стояком" на четыре колонки?
Запечатав конверты и надписав адреса, я пошел домой.
С легким шорохом падал снег. Мне было странно, что еще вчера я купался.
О Маше я не вспомнил ни разу с того момента, как вернулся в Москву.
Изредка в памяти всплывали неясные картинки: берег моря, девушка, сходящая
со скалы, шахматная фигурка, зажатая в смуглой руке, - но эти видения
скользили мимо, не задевая меня.
- Наконец-то ты приехал. А тебе тут раз пять какая-то девушка звонила.
Уж не зазноба ли? - встретила меня мама.
- Какая девушка?
- Не знаю, телефон оставила. - Мама протянула телефонную книжку. На
первой странице был записан незнакомый номер.