"Игорь Михайлович Голосовский. Алый камень " - читать интересную книгу автора

двадцати-тридцати лет это можно определить с точностью до одного года.
- Благодарю вас, - с трудом сказал Егорышев.
Очутившись в скверике рядом со скульптурой футболистов, он сел на
скамейку. Он вдруг почувствовал, что очень устал. Картина, завернутая в
газету, лежала рядом. Егорышев вынул из кармана пачку папирос, закурил и
долго смотрел на кирпичную стенку реставрационной мастерской, как будто эта
стенка могла ему что-нибудь объяснить. То, что произошло, было настолько
нелепо, страшно и невозможно, что не укладывалось в мозгу. И в то же время
сообщение старика художника, пожалуй, не было таким уж неожиданным. С самого
начала Егорышев чувствовал, что Матвей жив. Эта мысль пряталась так глубоко,
что он сам ее не осознавал.
Теперь все стало ясно. Наташа ошиблась. Матвей был жив. Он не утонул
тогда на реке Юле, он выплыл и спасся. Матвей был жив и, быть может, все эти
годы разыскивал Наташу... Нет, впрочем, конечно, не разыскивал. Если бы
искал, то за девять лет нашел. Должно быть, тоже решил, что Наташа
утонула...
Егорышевустало холодно. Он застегнул пиджак и встал.
Управление лесного хозяйства помещалось в четырехэтажном старинном доме
на набережной Москвы-реки. Егорышев запер картину в ящик письменного стола и
спросил у Зои Александровны, пришел ли уже на работу товарищ Лебедянский.
- Пришел, - сухо ответила Зоя, очень строгая и принципиальная женщина.
Она принципиально не красила ногти и губы и не носила модных платьев. -
Евгений Борисович давно на своем месте и, между прочим, спрашивал про вас.
Сотрудники административно-хозяйственного отдела смотрели на Егорышева
с интересом. Сегодня он вел себя необычно. Они привыкли, что он неподвижно
сидит в своем углу и шелестит бумагами. Егорышев ни с кем, кроме Долгова,
близко не сошелся. За три года, что он просидел в этой комнате, он произнес
не больше десяти фраз. Его давно перестали замечать.
- Доложите, пожалуйста, - сказал Егорышев Зое Александровне.
- Евгений Борисович занят! - отрезала секретарша.
Егорышев вздохнул, застегнул пиджак и мимо потрясенной Зои
Александровны проследовал в кабинет.
Увидев его, Лебедянский поднял голову от бумаг и указал рукой на
кресло.
Егорышев кое-как втиснулся в кресло и сказал:
- Я опять насчет той картины... Извините, что я надоедаю. Но мне
необходимо знать фамилию этого родственника... Понимаете, все усложнилось...
Он оказался жив.
- Кто? Мой родственник? - вежливо спросил Лебедянский.
- Нет, - покраснев, ответил Егорышев. - Этот человек... Матвей
Строганов... Он жив... И нужно его найти... Фамилия вашего родственника
теперь имеет большое значение.
- Его фамилия Гольдберг,-терпеливо сказал Лебедянский. - Лев Алексеевич
Гольдберг. Вы удовлетворены?
- А... кем он был?
- Он был геологом. Известным геологом.
- Конечно! - сказал Егорышев. - Конечно, иначе и не могло быть...
Извините меня, пожалуйста. Еще один вопрос. При каких обстоятельствах он
умер? Где?
Лебедянский откинулся в кресле. Углы его губ опустились.