"Оскал зверя (Пес-2)" - читать интересную книгу автора (Держ Nik)Глава 8В промороженном чреве рефрижератора начали происходить странные вещи: задубевшее тело мертвого бойца, лежащее на верхнем ярусе пирамиды, сложенной из неподвижных человеческих тел, с хрустом вырвало руку из снеговой шубы, наросшей на батарее испарителя. Мертвец, словно в замедленной съемке, скатился по ледяным телам товарищей на пол вагона, а затем спрыгнул на землю. Взглянув в покрытое изморозью белое лицо покойника, так и не удосужившегося открыть смерзшиеся веки, молоденький капитан, сопровождающий полковника Большегонова, в ужасе отшатнулся. — Это же Санька… Старший лейтенант Скворцов, — дрожащим голосом произнес капитан. — Его же позавчера, во время атаки… Вот и пулевые… Выходит, что его живого в холодильник? — ужаснулся военный. — Артемка, черт! Ты живой! Дай я тебя обниму… — Не надо! — окрик некромага был подобен удару хлыста. — Он мертв, как и все в этом вагоне! — Но… Как же это? Товарищ полковник? Он же двигается! Но полковник, по всей видимости, даже не слышал закатившего истерику капитана — старлей Скворцов оказался не единственным ожившим мертвецом в вагоне. — Не мешайте работать! — сухо бросил некромаг капитану. Тем временем из вагона на улицу начали выбираться остальные участники некромагического шоу Петра Семеныча. Один за другим они спрыгивали на платформу и выстраивались в шеренгу. — Так, товарищи офицеры, — поспешил вмешаться в ситуацию батюшка Феофан, — нам лучше вернуться в штаб! Со всеми техническими вопросами наши специалисты справятся без посторонней помощи. С большим трудом монаху удалось увести невменяемых военспецов подальше от железнодорожной платформы. Только за пределами депо офицеры начали понемногу приходить в себя. — Это немыслимо! — осипшим голосом произнес Большегонов. — Вы меня извините, товарищ генерал-полковник, — нашел в себе силы признать ошибку полковник. — И спасибо… что увели… оттуда… это по-настоящему страшно! — Не стоит благодарностей, — ответил батюшка. — Неподготовленному человеку очень сложно приходится… Можно получить тяжелейший психологический шок. Это вы меня простите, что вывалил все это… Вот так, без прикрас. Но по-другому вы бы не поняли… — Да и не поверили бы, — согласился полковник. — Кто же вы, товарищ генерал-полковник? Вы и ваши люди? — А вот это уже Государственная тайна, — батюшка не спешил раскрывать свои секреты перед простым армейским полковником. — Я понимаю, — стушевался Большегонов. — Просто все это… — Все это чудовищно, полковник, — назвал вещи своими именами батюшка. — И мне, как смиренному служителю церкви, вдвойне тяжело заниматься всем этим… Но мы должны что-то противопоставить вурдалакам и ликанам врага. Иначе нас просто сожрут. В кабинете полковник Большегонов почтительно указал монаху на директорское кресло во главе стола: — Располагайтесь, товарищ генерал-полковник. — Так, полковник, давай с тобой договоримся… Тебя как, кстати, звать-величать? — вспомнил старец. — А то мы с тобой и познакомиться-то, нормально не успели. — Михаил Романович, — козырнул полковник. — А меня зови батюшкой Феофаном, — предложил монах. — Генерал-полковник слишком пафосно звучит, к тому же пагонов я, как ты видишь, не ношу. Батюшка Феофан — в самый раз! Понял? — Так точно, батюшка Феофан! — первый раз за день улыбнулся полковник. — Вот и ладушки! Теперь следующее, Михаил Романович: хоть я и назначен руководить операцией, но обстановкой я не владею. Поэтому буду только консультировать вас по некоторым… э-э-э… необычным вопросам. Командовать будете вы. С нашей стороны в состав Штаба войдут два человека, единственные в мире специалисты по вооруженным силам Тысячелетнего Рейха. — А откуда у вас такие специалисты? — изумился полковник. — Они же чужаки из другого мира. Внедриться к ним нереально! Только языками и живем. Да и то, одна мелкая сошка попадается… — Прими на веру, Михаил Романович, спецы экстра-класса. — Неужели перебежчики? — догадался полковник. — Не совсем перебежчики, — возразил батюшка. — Они перешли на нашу сторону еще до объявления Рейхом войны. Но ты угадал — они уроженцы того мира. Один из них, капитан Путилов — бригаденфюрер-хунд… — Псовый генерал? — выпучил глаза полковник. — Эти Псы — сущие звери! Но вояки знатные, этого не отнять! — признал Большегонов. — Один Пес стоит десятка наших рядовых. — Псов с детства натаскивают в специальных интернатах. Они ж в Рейхе чуть выше обычных рабов… — Да читал я эту методичку, — сморщился полковник. — Только толку от нее нет! Мы ж своих бойцов не можем так подготовить. А эти зверюги нас на корню режут! Но они хоть люди: безжалостные, прекрасно подготовленные солдаты… Но люди! А эти упыри? Или оборотни? Уму непостижимо! Как с ними бороться? Их даже пули обычные не берут! Они же наших солдат голыми руками на куски… — От избытка чувств полковник сжал пальцы в кулаки так, что хрустнули суставы. — Вот мы и подошли ко второму специалисту. Он тоже бывший Пес, но заканчивал он службу в Вермахте в другом подразделении, — интригующе произнес батюшка. Полковник попался на уловку монаха как мальчишка: — В каком? — Он вампир, Миша. Один из первых в Рейхе! — огорошил Большегонова монах. — Черт возьми, батюшка! Настоящий кровосос? — Увы и ах! Самый настоящий! — Не ожидал, честное слово! Еще раз приношу свои извинения! — подобрался полковник. — За прием… И прочее… — Ладно, не стоит, — отмахнулся батюшка. — Я уже забыл. Лучше пошлите кого-нибудь за моими парнями. Нужно обсудить план предстоящей операции. — Так точно! Еременко! — Да, Михал Романыч? — отозвался молоденький капитан. — Пригласи к нам… э… Батюшка Феофан? — Капитана Путилова и старлея Незнанского, — пришел на помощь старик. — Вот-вот. Давай, быстренько! — поторопил капитана Большегонов. Батюшка, вы как насчет перекусить? А то у меня от всего этого аппетит разыгрался. — С удовольствием! — сказал старик. — И моих ребят пусть тоже покормят. После обеда военспецы и контрразведчики вновь собрались в директорском кабинете. На столе были развернуты подробные карты местности с нанесенной на них разметкой линии фронта, мест дислокации войск противника и расположение личного состава российских войск. — Мы находимся вот здесь. — Полковник склонился над картой и нарисовал красным маркером на карте круг. — Противник большей частью находится по ту сторону реки Бурея. Вот здесь. В Архаре. Это большой железнодорожный узел. Наша линия обороны проходит по берегу реки до поселка Новобурейский. Нам удалось разрушить автомобильный мост, предотвратив, таким образом, передвижение мотопехотных войск противника по федеральной трассе М65 Москва-Владивосток. Но в руках противника остается железнодорожный мост. Он находился вот здесь, в пяти километрах ниже по течению. — Полковник ткнул маркером в мост. — Линия фронта проходит непосредственно по поселку Новобурейский. За поселком находится большая станция Бурея. Железнодорожный узел не меньший, чем в Архаре. Если нам удастся выбить из него войска противника — прервется снабжение боеприпасами и живой силой Благовещенска. Это первоочередная задача. Наши подразделения сейчас раполагаются в селе Николаевка. Близлежащее на нашей стороне реки село Малиновка под немцами. Новобурейский — ничейная зона. Сейчас за него идут тяжелейшие бои… И мы отнюдь не победители, — мрачно добавил полковник. — У меня все. — Ситуация слегка прояснилась, — сказал батюшка. — Вольфыч, что можешь добавить. — Пока ничего. Просто обобщу: нам нужно выбить противника со станции. Он же, как я понимаю, стремиться оттеснить нас от реки и захватить гидроэлектростанцию. — Верно! — согласился Большегонов. — Но ГЭС мы им не сдадим. Она заминирована. Если придется отступать — мы её взорвем. Водохранилище затопит всю низину, смоет и железку. Для её восстановления немцам потребуется время. Но, — полковник сделал многозначительную паузу, — это крайний вариант. Продемонстрированные контрразведкой возможности… Меня пугают, но, в то же время, вселяют надежду. Батюшка Феофан, продолжайте. — Петр Семеныч, как обстоят дела с личным составом? — спросил старец. — Здесь все в ажуре! — довольный собою, сообщил некромаг. — Даже лучше, чем я предполагал! Практически все парни из вагонов вменяемые! Это упрощает нашу задачу… — Но их все равно недостаточно! — вмешался Большегонов. — Ты сначала дослушай, полковник, — посоветовал Министр. — Пацаны из вагонов — это наш командный состав: сержанты, старшины и младшие офицеры. — А как же быть с рядовыми? — А рядовых, товарищ полковник, мы мобилизуем на окрестных кладбищах. — На кладбищах? — не поверил Большегонов. — На кладбищах, полковник, на кладбищах! — смакуя каждое слово, повторил Петр Семеныч. — Помнишь, была песенка у Кая Метова, переделанная каким-то юмористом, типа: позишн намбо файф — сам себе накопай! Этим займемся завтра утром. Кладбища на карте обозначены? — Но к-как же это? — побледнел капитан Еременко. — Это же… Святотатство! Вандализм! — Не брызгай слюной, капитан! — осадил военного Петр Семеныч. — Будь мужиком! Святотатство? — фыркнул он. — О живых нужно думать прежде всего! Ты вон с Вольфычем на досуге побеседуй, да с Петрухой Незнанским. Они тебе нарисуют картину маслом о счастливой жизни славянина в Рейхе… — Петр Семеныч прав! — заступился за подчиненного батюшка. — Никто из нас не в восторге от того, чем заниматься приходится! Это наш единственный шанс переломить ход войны! Если бы не китайцы, которые завалили пришельцев трупами, фрицы уже были бы под Новосибирском… А может и дальше! Так что возьмите себя в руки, господа офицеры! Мы на войне, а не в яслях! Ваши сопли подтирать некому! Продолжай, Петр Семеныч, — продолжил спокойным голосом монах. — Кладбища на карте обозначены? — вновь повторил свой вопрос некромаг. — Конечно отмечены, — потухшим голосом произнес полковник, стараясь не смотреть в лица своих офицеров. — Какие вас интересуют? Действующие или заброшенные? — Любые, Михал Романыч, где производились массовые захоронения, — сказал Министр. — Тогда смотрите. — Полковник склонился над картой. — В Талакане и близлежащих деревнях кладбища небольшие. А вот в Новобурейском и Малиновке — обширные. Районный центр как-никак. — Малиновка? — заинтересовался Мистерчук. — Это на территории немцев? — Да, — подтвердил полковник. — Отлично! — Петр Семеныч прислонил посох к стене и довольно потер руки. — Пятая колонна нам не помешает! Эх, развернемся в тылу врага! — Каким образом вы проникнете к ним в тыл? — полюбопытствовал полковник. — У них в дозоре хоть один Верфольф да найдется. А эти твари за километр чужаков чуют! — Мне так близко подходить к ним и не нужно, — уверенно заявил Петр Семеныч. — Поднять жмуров я и на расстоянии могу. В тыл пойдет Харитон Никанорыч, его ни один Ликан не учует. Ночку в земельке полежит — от запаха убавится. Связь у меня с ним налажена — он пятую колонну в бой поведет… — А с оружием как быть? — спросил полковник. — Страх — вот наше главное оружие, — ответил некромаг. — Фашисты не ждут нападения, элемент неожиданности тоже сыграет нам на руку. К тому же я не думаю, что поднятые жмуры смогут разобраться с вооружением. Это примитивные существа. Научить их чему-нибудь очень сложно, практически невозможно. Нужен полный контроль. А при таком количестве особей это неосуществимо. Харитон Никанорыч будет задавать только общее направление атаки… — А как же наши парни, из холодильника? Вы же сказали, что они полностью вменяемые? — не отставал от некромага полковник. — Свежие покойники, сущности которых еще не покинули наш мир, почти полноценные люди, — пустился в объяснения Петр Семеныч. — Их сущности еще помнят связь с телом, а тела еще в состоянии подчиняться их приказам. И если мы успеваем в течение сорока дней с момента смерти связать оборванные ниточки — получаем сильного, умного, практически бессмертного бойца. Его нельзя убить — он уже мертв! Это организм работает совсем на других принципах, нежели при жизни. Вывести его из строя, можно только уничтожив тело: сжечь или расчленить. Даже без головы эти существа способны выполнять поставленную задачу. И при этом затрачивать минимум магической энергии. А это немаловажно — энергия не безгранична! — Что конкретно вы собираетесь с ним сделать? — спросил Большегонов. — Каждый из этих ребят будет связан с десятком, или около того, покойников с кладбища. Я думаю, что они справятся. Здесь много ума не нужно. Десятки — это своеобразные отделения. Командиры отделений будут завязаны на командиров взводов, и так далее по цепочке. На вершине пирамиды буду я… и, соответственно, весь штаб. Ваша задача — принимать решения, моя — претворять их в жизнь. На линии фронта, если у меня еще останутся силы, я постараюсь поднять всех жмуров в округе. И наших, и чужих… Из братских захоронений… Ну и все поселковые кладбища… До кучи… Вот такая у меня программа минимум. В общем, вы тут решайте, что да как, а я пойду — у меня дел невпроворот. — Иди, Петруша, иди, — согласился батюшка, — дел у тебя действительно много. А мы тут покумекаем, как лучше войска развернуть. Старший лейтенант Артем Скворцов еще раз пробежался взглядом по письму. При чтении его глаза оставались неподвижными. Он видел окружающий мир не своими мертвыми глазными яблоками, а какими-то иными органами чувств. Скворцов сложил тетрадный лист пополам и засунул его в правый, уцелевший карман гимнастерки — второй карман был покрыт коркой спекшейся крови, именно в него попала вражеская пуля. Момент собственной смерти Скворцов почти не помнил — удар, темнота… А затем… Затем он увидел собственное тело, раскинувшее в стороны руки, как будто со стороны. Он стоял, растерянный, пытаясь мучительно сообразить, что же такое случилось с ним. Павших в этом тяжелом бою было много. Лейтенанта быстро просветили по поводу его состояния. Оказывается, он мертв, убит. Его окровавленное холодное тело лежит в пыли… Скворцов помотал головой, отгоняя мучительные воспоминания. Сейчас нужно было думать о другом. Как отправить письмо? Обычной полевой почтой нельзя — скорее всего письмо изымет контрразведка. Он хорошо понимал, что все произошедшее с ним и с его товарищами по несчастью, не просто фокус, а нечто из ряда вон выходящее. Разрушающее общеизвестные истины материального мира. Выходит, правы были древние, утверждая словами Володи Высоцкого: «Что мы, отдав концы, не умираем насовсем». Он мертв вот уже несколько дней, но продолжает мыслить. А значит, и существовать. Неожиданно лейтенант почувствовал приближение Силы. Силы, выдернувшей его из небытия бестелесной сущности, и вновь привязавшей его к телу. Правда оно так и осталось холодным и бездыханным… Но это мелочи, ведь он успел написать прощальное письмо… Только еще бы умудриться его отправить. Сила приближалась, Скворцов чувствовал её темную пугающую мощь, но вместе со страхом пришло ощущение странного родственного единения с источником этой Силы. Вскоре в поле зрения лейтенанта появился крепкий мужчина, слегка склонный к полноте. Он неторопливо приближался к Скворцову, постукивая при ходьбе металлическим наконечником темного резного посоха об асфальт. Именно этот человек был сосредоточием Силы одновременно притягивающей и пугающей мертвого лейтенанта. — Ну что, боец, как самочувствие? — поинтересовался некромаг, пристально разглядывая Скворцова. — Не знаю, — честно ответил лейтенант. Синие губы шевельнулись, но изо рта мертвеца не вырвалось и малейшего звука. Однако некромаг его прекрасно «услышал». — Понятно, — устало произнес Петр Семеныч. — Значит никак. Ты уж прости меня, что я тебя вот так, без разрешения с того света выдернул. И ребятам своим передай… Пойми, без вашей помощи мы войну проиграем! — Что это вы, я уже давно понял. От вас сила струиться… Я это чувствую. А как это у вас… получается? — вновь бесшумно спросил мертвец. — Извини, старик, лучше тебе этого не знать, — покачал головой Петр Семеныч. — Для общего блага… — Я понимаю, — прошелестело в голове некромага. — Да, если хочешь, чтобы тебя услышали живые — набери воздуха в легкие. Голосовые связки у тебя еще нормуль — не сгнили, должны нормально работать. — Как набрать воздуха? — спросил явно озадаченный советом некромага Соловьев. — Как-как? — передразнил его Петр Семеныч, пребывая в прекрасном настроении. — Ты же руками-ногами шевелишь? — Ну? — Вот и раздуй грудную клетку, как гармошечные меха. А потом обратно… Ты тренируйся пока, а меня еще дел выше крыши! — Разрешите обратиться? Просьба у меня к вам… — решился лейтенант. — Что у тебя? — пребывая в благодушном настроении, спросил Петр Семеныч. — Письмо родным отправить… — прошелестел Скворцов. — Прощальное… — Письмо? — помрачнел Петр Семеныч. — А ведь они уже похоронку, наверное, получили. В наши дни это быстро — не сорок первый на дворе. — Я написал об этом, — признался Лейтенант. — Но больше ничего такого! — поспешно добавил он. — Вот возьмите, — он вытащил из кармана сложенный тетрадный листок и протянул его некромагу. — Читайте… Мне нечего скрывать! Петр Семеныч взял письмо, задумчиво повертел его в реках, но разворачивать не стал. — Я передам его твоим родным, — пообещал он мертвецу. — Я вроде как должен тебе за беспокойство. Только и у меня к тебе просьба будет. — Какая? — подался вперед Скворцов. — Я полагаю, что ты не единственный, кто захочет попрощаться с родней… Пусть пишут. Но… Их письма доставят по адресу только после рассекречивания информации о боевых подразделениях, подобных вашему. Твое письмо я отравлю, как только появится возможность. Но только твое… Поэтому не распространяйся! Пойми, по-другому я не могу. Скворцов понимающе кивнул. — Ну вот и здорово! Теперь ты мне вот что скажи: старшие офицеры среди твоих есть? — Из офицеров еще два лейтенанта, пяток прапорщиков. — Выходит, ты старший? — Так точно! — Тогда пойдем со мной. Нужно приготовить фрицам хороший сюрприз, а времени у нас мало. Штурмфюрер Отто Крамп мирно дремал на стуле в караулке, уронив голову на грудь. Неожиданно его чуткого обоняния коснулся отвратительный запах табачного дыма. Крамп оглушительно чихнул и проснулся. Черт, в последнее время он совершенно не переносил запах табака. Хотя не так уж и давно, два года назад, он был заядлым курильщиком. Штурмфюрер скосил глаза на светящийся циферблат часов — 00–15 — пора проверить караулы. Густав потянулся всем телом. Суставы звонко хрустнули в ночной тишине. Приподняв верхнюю губу, он сладко зевнул по-собачьи, обнажив крупные слегка желтоватые зубы. Крепкие зубы, приобретенные одновременно с отказом от курения, были особой гордостью Густава. Дело в том, что в наследство от родителей Крамп получил плохонькие зубы. Так что к сорока годам их полностью уничтожил кариес и щипцы военных эскулапов. Носить же зубные протезы штурмфюрер на дух не переносил. Но приходилось. Не расхаживать же в казарме, шамкая беззубыми розовыми деснами. Все изменил случай: два года назад Густав столкнулся с бывшим однокашником — Отто Шлоссом по училищу страдающим той же проблемой с зубами. Каково же было удивление Крампа, когда однокашник приветливо улыбнулся, сверкая крепкими, может быть слегка великоватыми, зубами. Таких качественно сработанных протезов, практически не отличающихся от настоящих зубов, Густав еще не встречал. Однако Шлосс со смехом сообщил, что зубы его собственные, чем озадачил Крампа еще больше. Так Густав узнал об особом подразделении «Вервольф», находящимся под патронажем СС и «Анэнербе». Имея отличный послужной список, Густав подал прошение о переводе в «Вервольфы». Помощь Шлосса, на тот момент исполняющего обязанности командира одного из подразделений оборотней, оказалась не лишней. И вскоре Густав получил заветный нарукавный знак «Вервольфа». Обряд перерождения оказался жутко болезненным, но потерпеть стоило! Преимущества нового состояния оказались выше всяких самых смелых мечтаний! Прежде всего — отличное здоровье: за все два года службы он вообще забыл, что такое болезни. Физическая сила увеличилась многократно. Обоняние… Он и не представлял, что мире существует такая широкая гамма запахов, что каждое существо можно опознать с закрытыми глазами. Зрение тоже изменилось, теперь он мог видеть в кромешной темноте, даже не трансформируясь в волка. А каким неутомимым он стал любовником! Нет, до обряда посвящения он не жил, он прозябал! В животной ипостаси способности увеличивались многократно. И за все это богатство приходилось расплачиваться лишь некоторой нервозностью при полной луне, да жаждой свежей, дымящейся крови, терзающий ликанов лишь время от времени, в отличие от коллег из Роттен СС, которым кровь требовалась всегда. Еще раз уловив запах табачного дыма, Густав недовольно поморщился — нужно будет сказать охране, чтобы курили как можно дальше от караулки. Хотя… с его обонянием это не поможет — запах табака он чувствовал чуть не за километр. Он поднялся на ноги, протер кулаками заспанные глаза и вышел на улицу. После душной караулки летняя ночная прохлада приятно освежила вспотевшее тело. Мириады звуков ворвались в мозг Ликана. Хоть важное кваканье лягушек, в изобилии населяющих местные болотистые земли, и заглушало остальные звуки, чуткие уши оборотня легко улавливали даже шорох крыльев мотылька бающегося в яркую лампу подсветки над крыльцом. Густав вдохнул полной грудью наполненный сельскими ароматами ночной воздух. С реки повеяло свежестью… «Это просто рай земной! — подумал Густав. — Здесь можно провести остаток своих дней. Правда зимой здесь холодновато, но лето с лихвой компенсирует холода. Нужно будет подать прошение в Коммисариат Оккупированных Территорий, чтобы после победы эта местность отошла в его владения. Много ему не нужно — достаточно села и близлежащих полей. Только нужно поторопиться, иначе на лакомый кусочек наложит лапу кто-нибудь другой. Построю особняк на берегу реки, — мечтал Крамп, — а может быть и замок. Крестьян вышколю. Будет не хуже, чем в старых поместьях Рейха! Все эти убогие хижины — под снос! Я еще научу этих руссишь швайн, как надо жить и работать! Помещик Густав Крамп, землевладелец! Достойно звучит!» Здание школы, в котором нацисты развернули штаб, стояло в центре села на единственной асфальтированной улице. С высокого школьного крыльца Густаву было прекрасно видно маленькое заброшенное кладбище на противоположной стороне дороги, по какому-то недоразумению оказавшееся зажатым среди жилых домов. Покосившиеся металлические надгробия с остроконечными звездам вместо крестов, облупившаяся краска, ржавые покореженные оградки, протоптанные тропинки, бегущие подчас прямо через места упокоений… Было видно, что за кладбищем никто не ухаживает, не взирая даже на то, что оно находиться в самом центре села. Такое неуважение к мертвым коробило чопорного немца. Может у этих покойников и не осталось родных, готовых ухаживать за могилками, но есть же какое-то сельское начальство, которое должно следить за чистотой и опрятностью на вверенной территории. Но что с этих русских взять? Он вспомнил аккуратные и ухоженные кладбища его родной Баварии, изящные каменные надгробия, старые склепы, наполненные мрачным очарованием… Ничего, он еще наведет здесь настоящий немецкий порядок. Главное не забыть подать заявку. Оборотень легко спрыгнул с высокого крыльца и мягкой упругой походкой подошел к деревянному сараю, стоящему на краю спортивной площадки. Сарай был пустым и чистым. Густав уже давно использовал его для своих нужд. Единственным предметом мебели в сарае была деревянная лавка, на которую и уселся Крамп. Развязав шнурки высоких ботинок, Ликан скинул их с ног. Затем снял носки, аккуратно положив их на голенища ботинок. После этого он расстегнул китель, сбросил его с плеч и повесил на заблаговременно вбитый в стену гвоздь. Выпрыгнув из форменных брюк, Густав аккуратно свернул их и положил на лавку. Освободившись от нижнего белья, Крамп так же педантично сложил его на лавке. Опустившись на четвереньки, Ликан набрал в грудь побольше воздуха и начал трансформацию. Его спина изогнулась горбом и начала стремительно покрываться жесткой черной шерстью. В сарае запахло псиной. Стопы Густава удлинились, одновременно обрастая шестью, на пальцах выросли дюймовые когти. Кожа на лице лопнула под напором стремительно вытягивающихся челюстей и облезла неопрятными клочьями. Под кожей обнаружился все та же черная шерсть. Уши заострились и съехали на макушку. Нечеловеческой злобой сверкнули желтые звериные глаза, на секунду отразив призрачный свет луны, заглянувшей в сарай сквозь распахнутую дверь. Взрыхлив землю отросшими на руках когтями, существо издало леденящий душу вой. Через секунду монстр, похожий на чудовищную помесь волка и гориллы, выскочил на улицу. Гигантскими прыжками оборотень пересек стадион и скрылся в темноте. Возле кладбища оборотень остановился. Потянул носом воздух, но не нашел ничего настораживающего в окружающих запахах. Однако звериные инстинкты кричали об опасности. Но Ликан никак не мог разобраться, что же его так напугало на маленьком заброшенном кладбище. Через мгновение он сообразил, что его так насторожило — звуки. Он замер каменным изваянием, превращаясь в слух. Его ушные раковины заработали как локаторы, сканируя территорию кладбища. Точно! Звуки! Вот что насторожило зверя! Звуки были странными, идущими как будто из глубины земли. Словно мертвецы вдруг ожили и начали ворочаться в своих прогнивших гробах. Если бы он знал, что все это действительно так, то уже мчался бы на всех парах прочь от этого проклятого места. Но немецкий прагматизм, впитанный с молоком матери, который не смогли заглушить даже приобретенные звериные инстинкты оборотня, требовал разобраться во всей этой чертовщине. Неожиданно утоптанная до каменой твердости тропинка покрылась сеточкой трещин, вспухла горбом, а затем осыпалась по сторонам. В образовавшейся ямке показалась скелетированная кисть руки, впившаяся голыми костяшками в твердую землю. Рядом вспух еще один земляной горбик, который скрывал еще одну руку, с не меньшей силой вонзившуюся в землю. Между двумя небольшими ямками земля вспучилась, и показался череп выползающего из могилы покойника. Ликан непроизвольно поджал хвост и попятился. Скелет тем временем мерно, сантиметр за сантиметром вытягивал свои кости из земли. Вот показались шейные позвонки, забитая землей грудина, тазовая кость… Оборотень наконец совладал с желанием убежать подальше и забиться в какую-нибудь неприметную конуру. Он подскочил к скелету и, взмахнув когтистой лапой, сшиб пустую черепушку с позвоночного столба. Она, клацнув челюстью, улетела в темноту. Но скелет не заметил потери, продолжая упорно освобождать оставшиеся без головы костяшки из земельного плена. Оборотень недовольно заревел и вновь набросился на покойника. Инстинктивный страх забился куда-то вглубь, оставив на поверхности лишь звериную ярость. Появление скелета на подконтрольной оборотню территории, Ликан принял как вызов. Издав громогласный рев, оборотень бросился в бой. Оттолкнувшись от земли, он прыгнул на обидчика, посягавшего на его, неоднократно помеченные мочой, земли. Мощный удар когтистых лап, помноженный на солидный вес Ликина, пришелся точно в центр грудной клетки безголового скелета. От удара хрупкие кости громко хрустнули и сложились внутрь. Но скелет, ноги которого все еще оставались в земле, устоял. За мгновение до прыжка оборотня покойник успел развести в руки в стороны, как будто хотел поймать зверя в силки. Они ударили одновременно: оборотень сломал грудные кости покойника, а скелет тем временем вонзил острые костяшки пальцев в толстую шею врага. Ликан тряхнул головой, пытаясь скинуть повисший на нем скелет. Но не тут-то было — противник крепко вцепился в длинную густую шерсть на загривке оборотня. Ликан дернулся в сторону, ломая противнику ноги, застрявшие в земле. Затем сделал несколько головокружительных кульбитов, но стряхнуть костяного наездника ему так и не удалось. Мало того, скелет обломками костей попытался проткнуть оборотню живот. Схватка грозила затянуться. Ликан упал на землю, придавив тяжелым делом трепыхающийся костяк. Извернувшись, оборотень хватил зубастой пастью предплечье скелета. Крепкие зубы легко перекусили кость, но ее острые обломки разорвали Верфольф пасть. Крепкие объятия скелета ослабли. Ликан прижал раздробленную грудину скелета к земле передними лапами и откусил ему вторую руку. Не остановившись на этом, Вервольф перегрыз скелету позвоночник в районе поясницы. И только тогда покойник затих. Запрокинув голову, оборотень завыл. Но долго ликовать ему не дали — в пылу схватки он не заметил, что со всех сторон окружен десятками, а может быть и сотнями неподвижно стоящих костяков. Ликан затравленно огляделся и понял, что его песенка спета. Он тихонько заскулил, поджав хвост, а затем ощерился и зарычал. Словно по команде скелеты набросились на оборотня. Лич спокойно сидел за уцелевшим поминальным столиком, с интересом наблюдая за бессмысленной борьбой обезумевшего зверя с десятком навов. В образовавшейся свалке Ликина просто задавили количеством, разорвав его тело буквально на куски. Когда от оборотня осталась только кровавая каша, Платов отозвал бойцов. — Неплохо! — дал положительную оценку быстротечной схватке Лич. — Харитон Никанорыч, что у тебя? — услышал Лич мысленный зов некромага. — Все нормально, командир, — отозвался Платов. — Оборотень случайно на кладбище забежал… А может, и не случайно. — Проблемы? — Что ты, командир, порвали зверюгу на клочки! Пикнуть не успел. Других оборотней в селе нет… Иначе уже примчались бы. — Тогда действуем по плану. Через пятнадцать минут к тебе подтянутся основные силы с действующего кладбища. Покойников там поболе. Сейчас я тебя на них завяжу… — Я их чувствую, командир! Черт! Как же их много! — Держись, Харитон Никанорыч, больше некому! — Держусь! — Молодец! Больше ничем помочь не могу — силы на исходе! Так, до подхода основных сил займи штаб. Чтобы в Архару ничего сообщить не смогли. Штаб в школе, через дорогу от кладбища. Дальше — по обстановке. Про казармы не забудь! — напомнил некромаг. — Хоть и маленький в малиновке гарнизончик, но пренебрегать им не стоит. Как только разберешься — двигай к мосту. Приоритетная задача — захватить мост! — Понял, командир. — Действуй, Харитон Никанорыч. Ни пуха… — К черту! — отозвался Лич, мысленно сплевывая через левое плечо. — Если что — зови, помогу советом. Сам на рожон не лезь! Ты мне нужен! Все — до связи, — Петр Семеныч отключился. — Ну что, хлопцы, побьем супостата? — риторически спросил Платов. Ответа от своих молчаливых бойцов он не ждал. Он наметил цель и сформулировал задание как можно точнее и проще. Сложных команд его бойцы не понимали. Но он уже привык к этой особенности подопечных. — Вперед! В атаку! На это раз Лич не стал выстраивать покойников в шеренги. В живописном беспорядке отряд мертвецов покинул гостеприимное кладбище. Начальник полевого госпиталя барон Адам фон Розенблюм в этот поздний час был по укоренившейся за годы войны привычке пьян в стельку. По натуре он был человеком мягким и незлобивым, высоко ценящем человеческую жизнь. Поэтому, в свое время, он пошел наперекор желанию папеньки и выбрал профессию врача. Хотя ему, как потомку древнего арийского рода, была бы обеспечена карьера военного в одном из потешных полков СС. Несмотря на недовольство барона-отца, Адаму удалось сделать не менее успешную карьеру на медицинском поприще. Не сказать, что Адам хватал с неба звезды, но хирургом он стал отличным. Со временем Адам Розенблюм открыл небольшую благотворительную клинику, в которой соответствующее лечение могли получить даже неполноценные. Отец давно перестал обращать внимания на свое неблагоразумное чадо, одаривая отеческой любовью брата и сестру Адама. Несостоявшийся наследник был счастлив: клиника приносила хоть небольшой, но стабильный доход, в его дела никто не вмешивался и не мешал заниматься любимым делом. Счастье закончилось внезапно. В конце 2007 года Фюрер объявил о начале новой победоносной войны и всеобщей мобилизации всего мужского населения стержневой нации. Так Адам оказался в доблестных рядах Вермахта в качестве начальника мобильного полевого госпиталя. Стареющий барон, ставший к старости более сентиментальным, предлагал Адаму похлопотать за него. — В тылу тоже нужны хорошие врачи, сынок. Сделай хоть раз, как я советую, — наставлял он блудного сына, взывая к его благоразумию. Но Адам высокомерно отказался — у него были свои понятия чести. Он ушел на фронт с первым медицинским эшелоном. Полтора года бесконечных сражений измотали Розенблюма. Нет, его не пугали страшные раны, оторванные руки и ноги, стоны и проклятия покалеченных солдат. Он был врачом, и эта работа ему нравилась. Больше всего его пугали масштабы трагедии, количество убитых и раненных в этой, в общем-то, бессмысленной бойне. Нервное напряжение не отпускало Адама, терзало его изо дня в день. И он научился снимать этот стресс алкоголем. Благо, что спирт в его распоряжении был всегда. Днем он держался, страдая с похмелья. Каким образом он умудрялся проводить сложные операции в таком состоянии, даже для него оставалось загадкой. Но когда наступал вечер, руки Адама сами тянулись к заветной склянке со спиртом. Нынешняя ночь тоже не была исключением — к часу ночи начальник полевого госпиталя едва ворочал заплетающимся языком. Собутыльником барона на этот раз, как, впрочем, и во все предыдущие, был заведующий полковым моргом — патологоанатом Шульц Френкель, прожженный циник и пьяница. Спрятавшись от чужих глаз в морге, куда редко заглядывал кто-нибудь, собутыльники опустошали пятисотграммовый флакон спирта. — Ты мне скажи, барон, — разлив по рюмкам остатки алкоголя, нечленораздельно пробормотал Шульц, — тебя за каким хреном на передовую понесло? Ты ж фон-барон… Имение свое… Замок… — И не о-один, — икнув, добавил Адам. — Вот и я говорю: нахрен тебе все это сдалось? Отмазаться не смог? — М…ог! — Хирург мотнул головой, едва не свалившись со стула. — Но не захотел… — В б-благородство иг… иг… играешь? Вот я тоже ариец, но за душой ни гроша… А фюрер обещал каждому надел на новой земле. А иначе зачем? Зачем? Мне идеология до одного места! Я, может быть… — С-с-стой! Давай сначала выпьем! — предложил Адам. — Давай! — согласился Френкель, хватая дрожащей рукой рюмку с разбавленным спиртом. — За Фью-фью-фьюрера, шоб он… А, ладно! — Шульц запрокинул голову и выпил. Поставив стопку на стол, Френкель умудрился опрокинуть на пол пустую склянку из-под спирта. — Уже все, кончилась живая водичка? — пошерудив носком сапога осколки, поинтересовался патологоанатом. — У меня не кончится, — успокоил собутыльника барон. — Чего-чего, а этого добра хватает! — Я схожу? — Шульц прикрыл один глаз, иначе фигура Адама начинала двоиться. — Вместе пойдем! — заявил хирург. — К тому же закуска кончилась… — Да ну её! — сморщился Френкель. — У меня от нее изжога. — Изжога у тебя от спирта, — авторитетно заявил барон. — Не будешь жрать как следует — заработаешь язву! Э-то я тебе как врач говорю. — Я сам врач! — стукнул себя кулаком в грудь Шульц. — Какой ты врач? — рассмеялся Адам. — Ты мясник! — Тут я готов поспорить… Но поспорить им не удалось — за толстой, обитой листовым металлом дверцей мертвушки раздался шум. Как будто что-то тяжелое упало на пол. Врачи переглянулись. — Кто там у тебя? — поинтересовался хирург. — Живой что ли? — Нет. Трупы одни. Я проверял… — Ах ты, пьянь! Живого от мертвого различить не можешь? Я хоть днем не пью! А ты весь день хлещешь… Вот и результат! — Да не мог я живого в морг законопатить, — оправдывался патологоанатом. — Опыт не пропьешь… — Я проверю. И если… — Валяй, проверяй! Если боевому товарищу веры нет! Я военврач! С закрытыми глазами труп от живого отличу! — Открывай! — приказал Адам. — Посмотрим, что там у тебя свалилось… На подгибающихся ватных ногах Шульц добрался до дверцы и отодвинул скрипучий засов. — Свет включи, — напомнил хирург. Шульц щелкнул рубильником, включающим свет в мертвушке, а затем настежь распахнул дверь. — Майн Готт! — Френкель отшатнулся, нос к носу столкнувшись в дверном проеме с безмолвно стоящим человеком. — Ну, шо я тебе г-говорил? Я ок-казался п-прав! — победно воскликнул Адам. — Зак-к-конопатил в мертвушку живого, алкаш! Не получишь завтра спирта на опохмел! И воще больше ни капли не дам! — пригрозил он патологоанатому. — Совсем мозги пропил! Это же уму непостижимо — живого в мертвушке держать? Шульц тем временем продолжал пятиться назад. Его лицо утратило присущую всем алкоголикам кирпичную красноту — теперь оно могло поспорить белизной со стерильной ватой. Наступив на осколок склянки из-под спирта, Френкель оступился и плюхнулся на задницу. — Чего молчишь? Боишься, что разжалую за халатность? Могу! — не дождавшись ответа от Шульца, произнес хирург. — Ну, чего расселся? Язык проглотил? — Он… Он… Он… — мямлил Френкель. — Он труп! — наконец выдохнул Шульц. — Совсем допился? — резюмировал Адам. — Какой он труп? Он же ходит! Эй, солдат, чего в дверях застыл? Проходи, садись! Сейчас мы тебя быстро в норму приведем! Шульц, сгоняй ко мне в кабинет за спиртом. Лица стоящего в дверном проеме человека Розенблюм разглядеть не мог — мешал яркий свет, бьющий в спину незнакомцу. Словно бы в ответ на предложение хирурга незнакомец переступил порог, отделяющий мертвушку от рабочего кабинета патологоанатома. Едва его лицо вышло из тени, Адам едва не свалился со стула. Этого человека он знал, потому что собственноручно его оперировал три дня назад, но спасти не смог. Капрал Гюнтер Веркель скончался во время операции от обширного внутреннего кровоизлияния — пуля повредила печень. Его просто поздно доставили с поля боя. Адам лично констатировал его смерть. Он же и отправил тело капрала в морг. — Этого не может быть! — прошептал враз протрезвевший барон. — Капрал Веркель мертв… В мертвушке вновь что-то громыхнуло. Затем еще раз. И еще. — Что происходит? — побледневшими губами произнес хирург. — Я… Я… Я не знаю! — пропищал Шульц тоненьким голоском, по-крабьи, не отрывая задницу от пола, продвигаясь к выходу на улицу. — Но у меня такое чувство, что надо сваливать отсюда! — И как можно быстрее! — согласился с коллегой Адам, осторожно сползая со стула. Свалить им не удалось — капрал первым метнулся к выходу и загородил дверь на улицу. — Может это белая горячка? — спросил Шульца Адам, наблюдая, как из мертвушки выползают все новые и новые покойники. — Обычные глюки… — Н-не у-у-у-верен, — заикаясь на каждом слове, пробормотал Шульц. — Но лучше горячка, чем… такое… Мертвецы тем временем прибывали. Их голые синюшные тела, подчас исковерканные чудовищными ранами, зашитыми наспех кривыми стежками вечно пьяным Шульцем, вызывали внутреннюю дрожь у видавших виды врачей. Мертвецы пугали их не своим внешним видом, а фактом своего существования. — Чего им от нас нужно? — плаксиво запричитал Шульц. — Мы же им ничего плохого не сделали! — Хорошего тоже не смогли, — философски ответил барон. — Жаль, что спирт у нас с тобой кончился… Так хочется перед смертью рюмочку пропустить! — Не говори так! — истерически завизжал Шульц, кидаясь к двери. Но стоящий в дверях капрал играючи сбил патологоанатома с ног коротким ударом в нос. Кровь из разбитого носа брызнула в разные стороны. Капрал медленно поднес измазанный кровью патологоанатома кулак к лицу и облизнул рубиновые капли. Этот простой жест всполошил остальных покойников. Они словно по команде накинулись на живых людей, стараясь оторвать от них кусок пожирнее. Истошные крики о помощи вскоре стихли. Тишина в кабинете нарушалась лишь довольным чавканьем и утробным рычанием тварей. |
||
|