"Сергей Михайлович Голицын. За березовыми книгами (fb2) " - читать интересную книгу автора (Голицын Сергей Михайлович)Глава девятая ГОРОД-МУЗЕЙОстались последние километры до Суздаля. Солнце уже клонилось к закату. Боковые долины и овраги прорезали коренной берег невидимой Нерли. Из лощин выглядывали деревни в садах. Наша дорога шла картофельным полем и постепенно поднималась в гору. И вдруг я заметил: впереди из-за картошки начали выглядывать там и сям какие-то гигантские островерхие елки. Откуда тут, в Ополье, очутились елки? Но против солнца было так трудно глядеть. Я остановился, приставил щиток-ладонь к бровям… Вот это что такое!.. За полем, и правее и левее, вырисовывались вовсе не елки, а макушки множества колоколен. Мы пошли быстрее, и по мере нашего приближения все вырастали из-за горы новые острия. Как мешают солнечные лучи! Одни колокольни были повыше, другие поприземистее, то желтоватые, то серые, то ослепительно белые, а рядом самые церкви в одну, в пять луковиц. Справа показался целый городок розовых стен и башен, еще правее – другой городок, совсем белый. Еще во Владимире мы узнали, что ночевать в Суздале будем в Доме пионеров. Долго блуждали мы по переулкам, наконец отыскали белое трехэтажное здание. Двери его были заперты, молчаливые окна неприветливо темнели… И никого, ни души… А между тем уже зашло солнце. Ребята сбросили рюкзаки и сели на них. Конечно, все страшно устали, хотели есть. – Командир отряда, отдавай распоряжения, – повернулся Николай Викторович к Грише, который в это время оживленно шептался с Танечкой. – Сейчас, сейчас, моментом. – Гриша вскочил, повел плечами туда-сюда, бойко посмотрел на Танечку, поправил свой чубчик и вдруг сразу поник и жалостно скосил глаза на Николая Викторовича. – Ну что же, командир отряда, думай, думай, как ночевать устроиться. – Николай Викторович, прищурясь, продолжал насмешничать над Гришей. – Может быть, лучше вместе будем думать? Гришу выручил кругленький, надутый мальчик лет десяти, который неожиданно вылез из лопухов овражка. – Моя мамка в Доме пионеров главная начальница и старшая уборщица. Она гуляет на свадьбе, ночью придет, – важно объявил мальчик. – Этого еще недоставало! Мы устали, а она на свадьбе! – неожиданно загремел и закипятился Николай Викторович. – Сейчас же веди меня на гулянье. Я ее вытащу, твою мамку, вместе с ключами. – Ключи у меня. Я могу пустить туристов, – еще более важно произнес малыш. – Только в Доме пионеров на полу придется спать, а в интернате – на кроватях с матрацами и подушками. Это сообщение мы выслушали с величайшим интересом. – Где интернат? – быстро спросил Николай Викторович. – Тут! – Мальчик гордо показал на второй этаж Дома пионеров. – А интернатская хозяйка где? – Там! – Малыш также гордо ткнул пальчиком на домик за огородом. И вдруг лицо его сразу приняло испуганное выражение. – Только, дяденька, не сказывай, что это я послал тебя. Николай Викторович в два прыжка очутился у двери домика, скрылся внутри и через минуту вновь вышел, предупредительно уступая дорогу пожилой женщине с накрашенными, завитыми локонами и заплаканным красным носом. – Интернат, конечно, не обязан, но раз вы очень устали, я считаю своей обязанностью… – тянула женщина сильно в нос. – Да, да, да, – кивал Николай Викторович. – Но вы, конечно, обязаны, чтобы полный порядок, чтобы чистота… – Да, да, да, только, пожалуйста, поскорее, – торопил Николай Викторович. Две комнаты с рядами коек пустовавшего по случаю летних каникул интерната были предоставлены в наше распоряжение. Спали мы в ту ночь на настоящих матрацах, на подушках, спали крепко, без просыпу – хоть из пушек стреляй. Утром Миша приставил трубочку из кулака ко рту и протрубил «подъем». Николай Викторович вскочил и задергал подряд все одеяла мальчиков, потом выбежал в коридор и задубасил в дверь к девочкам. Четверо очередных дежурных под руководством интернатской хозяйки уже давно возились на кухне. – Я, конечно, не обязана, но я все же вам предоставила и плиту, и титан, и даже дрова… – сквозь перезвон мисок и кружек слышались монотонные поучения хозяйки. В одних трусах и майках мальчики и девочки выскакивали во двор. Девочки, сонно моргая, на ходу кое-как переплетали косы; мальчики, толкая друг друга, прыгали по лестнице через три ступеньки. В четыре ряда ребята выстроились перед невозмутимым Вовой. Сейчас он будет проводить утреннюю зарядку. После завтрака отправились мы в музей на поиски того самого глухого археолога Аркадия Даниловича Курганова. От прохожих мы узнали, что музей находится в двух шагах от нас, внутри кремля. Мы ожидали увидеть внушительные, вроде московских, кирпичные стены кремля, с зубцами, с башнями, но, к нашему разочарованию, наткнулись на размытый за девять веков существования земляной вал, поросший выжженной травой. Равнодушные козы, привязанные к колышкам, мирно щипали траву. Музей помещался в большом старинном здании бывших архиерейских покоев. Молоденькая музейная кассирша, печально вздохнув, сказала, что Аркадий Данилович тут бывает очень редко, где он сейчас находится, неизвестно. Как его найти, тоже неизвестно. В конце концов она посоветовала нам просто походить по городу, расспрашивая подряд всех прохожих. Совет кассирши был довольно-таки неопределенный, не мы были полны желания во что бы то ни стало отыскать Аркадия Даниловича. Перед музеем нам попался вчерашний мальчуган. – Аркадий Данилович? – быстро переспросил он. – Видел. Только-только на машине проехал, кирпич повез… Знаю куда – в Покровский монастырь. Мы свернули налево под гору и остановились на мосту через маленькую речушку Каменку, всю заросшую тростником и широкими листьями кувшинок. – Сразу два кремля! – удивленно протянула Галя. Да, такую тесную толпу луковиц, луковок, башен со шпилями вряд ли можно было где увидеть, разве что в Большом театре на декорациях опер «Иван Сусанин» и «Борис Годунов». Я насчитал тридцать четыре острия. На левом низком берегу речки расположился весь снежно-белый Покровский монастырь – белые башни, белые стены. Напротив, на правом высоком берегу, стоял Спасо-Евфимиев монастырь. Розовые высокие стены опоясывали гору. Розовые башни с черными щелями бойниц, с зелеными островерхими крышами высились по углам стен. В речке ныряли и плавали гуси, ломая розовые отражения. – А что, если березовые книги или в том, или в этом кремле? – мечтательно вздохнула Галя. – В наступление на монастырь! – скомандовал Николай Викторович. – Тру-ту-ту-ту! – призывно загудел в свой кулак-рожок Миша, и все ребята во главе со своим пионервожатым понеслись по тропинке через картошку и капусту к белым стенам Покровского монастыря. Я вынужден был тоже заторопиться, ворча на Николая Викторовича за его чересчур безудержную прыть. Один милый мальчик Ленечка, увидев, что я запыхался и шагал сзади, тотчас остановился и сочувственно меня подождал. – А неужели, чтобы искать березовые книги, всегда нужно так быстро бегать? – пискнул он. – Конечно, нет, – раздраженно ответил я. Большая, похожая на корабль белая церковь была вся в лесах. Маляры штукатурили стены и выведенные заново фигурные наличники вокруг окон. Две девушки лопатами сыпали на носилки известку. В стороне два человека: один – пожилой и плотный, в очках, в соломенной шляпе; другой – молодой, краснощекий, с пушкинскими бакенбардами – стояли и потихоньку переговаривались. Затем пожилой кивнул молодому и торопливым шагом направился к воротам, а молодой подошел к нам. – Интересуетесь реставрационными работами? Смотрите, как восстанавливаются памятники архитектуры? – спросил он. – Интересуемся, это точно, только никто нам толком не объяснит, что к чему, – недовольно пробурчал Николай Викторович. – Да вы бы Аркадия Даниловича спросили. – Не найдем его никак. – Вот он, только что пошел. – Этот, в очках? Да он вовсе не глухой! – опешил Николай Викторович. – Он, он! И учтите, очки у него такие, что он в них сквозь землю видит, знает, где клады закопаны. Да бегите скорее, догоните его. – Аида за мной! – Николай Викторович, а за ним и все мальчики помчались во весь дух. Юноша с бакенбардами скрылся в глубине двора. Через две минуты пожилой низенький человек в очках показался из-за угла. Мальчишки, окружив его, забросали вопросами. Рядом шагал высоченный Николай Викторович и что-то доказывал, размахивая руками. Вся согбенная фигура пожилого выражала полную покорность судьбе. Дескать, все равно от этих шустрых туристов не отвяжешься. Шествие приближалось к нам. Николай Викторович уже успел рассказать Аркадию Даниловичу о теории Тычинки и о нашем походе за березовыми книгами. Разговор перешел на библиотеку Константина. – Все книги, видимо, сгорели? – спросил Николай Викторович. Аркадий Данилович сперва очень вежливо поздоровался со мной за руку, потом улыбнулся девочкам и только тогда не торопясь ответил: – О том, что у нас в Суздале сожгли ценнейшую библиотеку, – это я знаю точно, во Владимирском областном архиве подлинная переписка хранится. А вот библиотека Константина, может, сгорела, а может, и нет. – А почему вы так думаете? – быстро спросил Николай Викторович. – О том, что у Константина была библиотека, мы знаем из летописей, а о том, что она сгорела, там нет ни слова. – А из чего были сделаны те книги? – выскочил вперед Ленечка. – Ну конечно, не из бумаги. Бумагу тогда еще не придумали. Из телячьей кожи выделывали пергамент, а на пергаменте писали и переписывали от руки. Писец по году, по два выводил буковки, разукрашивал их, рисовал картинки тончайшей кистью красками на яичном желтке. Царапали также и на бересте. Величайшими сокровищами были тогда книги. При пожарах их спасали в первую очередь. – А в сгоревшей Суздальской библиотеке были книги на бересте? – Миша протиснулся поближе и встал разинув рот, как говорится, съедая глазами Аркадия Даниловича. – Думаю, что были, – грустно вздохнул ученый. – Величайшее варварство произошло в нашем городе в конце восемнадцатого столетия. Протопопу собора понадобилась для хранения дров старинная пристройка к колокольне, где издревле береглись в связках многие неизвестные книги и рукописи. Он обратился с прошением к епископу, и тот «благословил» все сжечь. Снесли на площадь и сожгли. – А что сейчас находится в той пристройке? – держа наготове карандаш, спросила Лариса Примерная. – Ох! – еще более грустно вздохнул ученый. – В той пристройке я теперь живу. – И, словно желая переменить разговор, он добавил: – Интересное дело затеяли – найти в наших краях березовые книги. Береста – какой прочнейший материал! Знаете ли вы, например, что под башни и под стены Московского Кремля просмоленные берестяные листы подложены? Это чтобы сырость не проникла. – Посмотрите, какие у него очки. Понятно, что он в них сквозь землю видит, – толкнул меня Миша, возбужденно сверкая черными бусинками глаз. Я всмотрелся и понял загадку исчезнувшей глухоты Аркадия Даниловича: прозрачная оправа очков была толще обычной и внутри одного из крыльев за ухом спрятался крошечный слуховой аппарат. Слушая археолога, все мальчики и девочки уставились не в его глаза, а именно в эти невиданные очки. Лариса Примерная нагнулась над своим блокнотом. Аркадий Данилович стал рассказывать о суздальских археологических раскопках: – Суздаль намного старше Москвы и Владимира. Он основан неизвестно когда, впервые упоминается в летописях в 1024 году. Понятно, что такой древний город битком набит историческими ценностями, копнешь – вот тебе старинная монета, или черепок, или гвоздик, которому семьсот с лишним лет. Водопровод недавно проводили – меч заржавленный нашли, дом строили – и, представьте, детская свистулька двенадцатого века попалась… Ух как загорелись глаза у мальчиков, у девочек, у Николая Викторовича да, наверное, и у меня! – Э-э-э! Где клады копать? Вы нам только покажите, – затеребил Аркадия Даниловича Миша, а за ним и другие ребята. – Какие вы скорые – копать! Да без меня ни одной ямки нельзя! Мало ли что, а вдруг на древнюю землянку наткнетесь, и, не зная археологии, разрушите ее. – А если с вами? – робко спросил Миша. – Со мной? – Аркадий Данилович насмешливо прищурил глаза. – Со мной можно. Давайте так договоримся: мне еще надо насмотреть, как наши девушки-каменщики работают, потом я вам дам лопаты и покажу, где копать. Может, на ваше счастье, если не березовая книга, так грамота на бересте попадется. Разве не интересно такую диковину отыскать? Мы пошли вслед за Аркадием Даниловичем и остановились против низенького кирпичного дома, очень невзрачного с виду. – В этом доме сейчас наша кладовка помещается, – объяснил он, – а раньше была монастырская контора и архив. Видите, какой дом-нескладеха – окна широкие, вкривь и вкось пробитые. А теперь зайдемте сюда. Мы зашли за угол и.на стене этого дома увидели заново отделанное, перестроенное из подобного широкого, маленькое оконце с наличниками в виде двух белокаменных резных столбиков по сторонам и с затейливым треугольником наверху. Три девицы под окном Пряли поздно вечерком… - вспомнились мне стихи. Не такими ли наличниками были украшены окна в том старом тереме? Но времена царя Салтана давно миновали. Сейчас у окна сидели также три девицы, но не в кокошниках и сарафанах, а в запачканных известью синих комбинезонах. Девицы не пряли – они работали каменщиками и сейчас, сидя на корточках, усердно прилаживали справа от окна вылепленные под старинный лад узоры. – Эх, вы! И не стыдно вам? – неожиданно рассердился Аркадий Данилович. Девицы в комбинезонах вскочили, смущенно краснея. – Сколько классов окончили? – Десять, – пролепетали они. – Очень хорошо! Два года поработаете, в вуз поступите, архитекторами сделаетесь, новые города строить будете. А знаете, сколько классов окончил неизвестный каменщик семнадцатого века? Ни одного! – И Аркадий Данилович любовно погладил соседнее узенькое оконце с побитыми и отломанными кое-где украшениями: видимо, подлинно старинное. – Смотрите, тот каменщик, словно игрушечку, оконце вывел, а у вас как наляпано! И правда, наличник девушек был и грубее, и толще старинного и немного косил. – Все переделать! Не хочу смотреть. – Аркадий Данилович колюче посмотрел на девушек из-под очков и обернулся к нам. – Пойдемте за лопатами. Он повел нас через низенькую дверь внутрь домика. Мы спустились на три каменные ступеньки и увидели бумажные мешки с цементом и алебастром, ящики с гвоздями, топоры, пилы, банки с красками и многое другое, что полагается держать в кладовках на небольших строительствах. – Сюда смотрите! – неожиданно восторженно воскликнул Аркадий Данилович и хлопнул ладонью по широкому столбу, стоявшему посреди комнаты… Этот столб, как в Грановитой палате Московского Кремля, расширяясь кверху, четырьмя крыльями переходил в сводчатый потолок. – Вот где искусство старинных каменщиков! Каждый ряд кирпичей выложен по-своему. А ведь тогда никаких чертежей в заводе не было – только мастерство, только руки золотые да глазомер тончайший. Так выкладывали своды триста лет назад. Весь потолок держится на одном столбе… – Скоро ли мы начнем копать? – не вытерпел Миша. – Идемте, идемте, – ответил Аркадий Данилович и показал на три лопаты, прислоненные к знаменитому столбу. Мы вышли следом за Аркадием Даниловичем из домика. Через монастырский двор он повел нас к большой церкви. Мы увидели, что под ее полом в земле находится еще помещение – низкие сводчатые окна, едва заметные из-за бурьяна. Пахнуло на нас холодом и сыростью. Аркадий Данилович нам объяснил, что здесь, в подземелье, похоронены в шестнадцатом и семнадцатом веках многие царицы и царевны, сосланные сюда московскими государями. Придется пока отложить поиски березовых книг. Мы спустились вниз по каменным ступенькам в холодное и полутемное подземелье и не сразу разглядели ряды каменных прямоугольных возвышений на полу склепа. Аркадий Данилович стал показывать нам одну гробницу за другой. – Соломония Сабурова – первая жена Василия III, московского князя. Евпраксия Старицкая – жена двоюродного брата царя Ивана Грозного. Анна Васильчикова – четвертая жена Грозного. Александра Сабурова – жена царевича Ивана, убитого собственноручно своим отцом Иваном Грозным… – Голос Аркадия Даниловича гулко перекатывался под тяжкими сводами каменного подземелья. – Иных привозили сюда совсем юными, всю жизнь томились они за этими стенами, тут и умирали. «Сколько же слез женских и девичьих было пролито за этими безмолвными стенами», – подумалось мне. Наконец мы вылезли из подземелья и увидели солнце, синее небо, зелень деревьев. – Как тут тепло! Как светло! – закричала Галя. И мне так привольно показалось на солнце! Я вздохнул полной грудью. Десятка два голубей, быстро перебирая малиновыми лапками, деловито сновали по траве у самых наших ног. У запасливого Васи нашелся в кармане кусочек хлебца. Вдруг Миша потихоньку дотронулся до моего локтя. Его черные глаза озорно искрились. – Смотрите, что я нашел! Из его пазухи высовывались два желтоклювых грачонка с вытаращенными от ужаса голубыми глазками. – На лестнице, у входа в подземелье, смотрю – к стенке прибились. Только пока молчок! – шепнул он мне. Один из грачат вдруг каркнул. Все захохотали. После мрачных могил нам хотелось особенно громко и беззаботно смеяться. Вместе с нами заразительно смеялся и Аркадий Данилович. – Правильно! Живые грачата куда занятнее мертвых цариц, – воскликнул он. – А теперь давайте копать вот тут. – И он показал нам на небольшой холмик, сплошь заросший крапивой. Николай Викторович, Гриша и Вася лихо начали сшибать крапиву и бурьян. Показалась черная, жирная, перемешанная с обломками кирпичей земля. Изыскатели принялись копать столь неистово, точно Аркадий Данилович сквозь землю увидел, что монеты, меч, детская свистулька и, самое главное, березовые книги были зарыты именно тут, именно в этой крапиве, левее старой башни и правее новенькой будки телефона-автомата. Остальные мальчики, девочки и я смотрели на копавших затаив дыхание. – Да что вы! Что вы! Разве так можно! – закричал Аркадий Данилович и полез напролом через крапиву. – Если вы стукнете лопатой по драгоценности… Но копавшие не слышали его предостережений. Я дернул Николая Викторовича за рукав ковбойки. – Археология не выносит варварства! – по-настоящему рассердился Аркадий Данилович. – Копайте сугубо осторожно, землю выбрасывайте только сюда. А вы все, – подскочил он к нам, – тщательно перебирайте отвалы руками, не пропустите самую малую черепушку, самую крохотную заржавленную железину. Перебранную землю откидывайте в сторону. Мы сели на корточки и в ожидании находок погрузили свои пальцы в рыхлую землю. Найдем или не найдем? Найдем или не найдем? Галя робко подала что-то Аркадию Даниловичу. – Вот, уже найдено! Подойдите все сюда! Черепок от горшка двенадцатого века! – торжественно провозгласил он. Мы вскочили и с благоговением стали разглядывать грязный и темный плоский камешек, который держала на ладони сияющая Галя. – Видите, – объяснял Аркадий Данилович, – черепок очень ровный, значит, горшок выделан на гончарном круге. Глиняная посуда до двенадцатого столетия в этих краях лепилась руками; следовательно, более древние черепки никогда не могли получиться столь ровными. – Аркадий Данилович безжалостно разломал Галину находку пополам. – Смотрите, ясно видны три слоя: по краям – два светлых, посередине – более темный с песком. Значит, горшки обжигались в маленьких печах, поэтому обжиг получился неравномерный. – Где три слоя? Пустите меня вперед, – расталкивала всех вечно опаздывавшая Лариса Примерная. – Я прежде вас должна посмотреть. Ее остро отточенный карандаш быстро-быстро забегал по блокноту. – А можно нам… для нашего школьного музея? – спросил с дрожью в голосе Миша. Его круглые блестящие, напоминавшие две смородинки глаза выразительно взглянули на Аркадия Даниловича. – Ну конечно, только вам. Все, что найдете, – только для вашего собрания древностей. Если попадется что-нибудь уж очень выдающееся, ну, тогда я попрошу для нашего Суздальского, – ласково улыбнулся сквозь очки Аркадий Данилович. То один, то другой подносили новые найденные черепки. Аркадий Данилович их тут же определял: двенадцатый век, а этот – шестнадцатый, видите – однослойный, обожженный равномерно в большой печи. – Посмотрите мой! Мой самый красивый! – подошла, ликуя, Лариса Примерная. – Да, с глазурью, обливной. – Хитринки загорелись в глазах Аркадия Даниловича, и вдруг он размахнулся и швырнул черепок в самый бурьян. – Надо же! – обиженно дернула плечами Лариса. – Бабушка вчера горшок разбила, – равнодушно бросил Аркадий Данилович и нагнулся над свежей ямой. – Довольно копать глубже, смотрите – культурный слой вы прошли, показался песок. Теперь копайте в стороны. Перебирая руками выброшенную землю, мы нашли еще несколько черепков и двенадцатого и шестнадцатого веков, и тех, что «бабушка вчера разбила», нашли два заржавленных старинных гвоздя, кованных от руки в кузницах. Миша успел набрать для школьного музея целый мешочек находок. – А вы знаете, ребята, где копали? В монастырской помойке. Семьсот лет подряд сюда монашки мусор таскали да ушаты выливали. Но увы! Монашкам грамота не больно требовалась. Ни одного берестяного листочка вы не нашли, а жаль. Я давненько эту помойку высматривал, все искал случая покопать. Ну, товарищи, извините, мне надо еще проверить, как мои каменщики в городе работают. А сейчас вы идите в наш музей. – Большое вам спасибо! Спасибо вам! Спа-си-бо! В музее мы узнали, что древний Суздаль был известен не только своей славной историей и луковицами церквей, но и великолепным, самым лучшим в мире огородным луком. Нам показали золотые, как маковки церквей, луковицы величиною с кулак. После музея и обеда мы пошли просто погулять по улицам. Суздаль жил такой же рабочей, деловой жизнью, как все небольшие советские города. И вывески на домах были самые обычные: «Раймаг» и «Сберкасса», «Чайная» и «Школа», «Райисполком» и «Почта». Мимо нас проехали три машины с лесом, колхозные девушки сидели в кузове на бревнах и пели песенки. За углом юноши в запачканных спецовках красили здание школы золотой, как луковицы, краской и о чем-то смеялись. В магазины входили и выходили покупатели; позванивая, проносились велосипедисты; мальчишки, оживленно переговариваясь, бежали с удочками на рыбную ловлю; гуси чванливо вышагивали наперерез затормозившему автобусу. В интернате хозяйка нам сказала, что заходил Аркадий Данилович и, не застав нас дома, попросил срочно прийти к нему на квартиру по важному делу. Приход такого занятого человека всех нас очень удивил Забыв об усталости, мы сейчас же отправились его искать. К шатровой кремлевской колокольне прилепился старинный, розовый, с выпуклыми наличниками, небольшой каменный двухэтажный домик, где жил археолог. Мы расположились в тени деревьев на траве, с невольной неприязнью глядя на тот дом, где когда-то сожгли драгоценные книги и рукописи. Наш посол Миша один поднялся по наружной лестнице прямо на второй этаж и осторожно постучал в дверку. Аркадий Данилович быстро спустился к нам, лицо его заметно потускнело и потемнело. Да, за свой насыщенный рабочий день он, конечно, сильно утомился; сейчас посидеть бы ему в кресле, почитать бы книгу или газету, а не с изыскателями беседовать. – Смотрите на мои злополучные хоромы? – спросил он. – Да, те сгоревшие сокровища мне то и дело снятся. Но не из-за них сейчас позвал я вас к себе. – Он обвел нас внимательным взглядом из-под очков и вновь заговорил: – Вот что, дорогие товарищи, я вспомнил, что видел еще до войны в Ростовском музее написанные от руки сочинения некоего крестьянина Артынова, жившего в прошлом столетии. Тридцать толстенных томов не поленился исписать этот любопытнейший самоучка; так вот, в одном из томов есть упоминание о книгах на бересте. То ли сам Артынов те книги видел, то ли говорил ему о них известный собиратель книг и древних рукописей купец Хлебников? Простите, пожалуйста, позабыл. – Позвольте! – воскликнул Николай Викторович. – Вы сейчас упомянули о собрании книг ростовского купца Хлебникова? – Хлебниковская библиотека также сгорела, это произошло задолго до революции, – сказал Аркадий Данилович. – Да ведь мы вчера видели у одного деда книгу из этого собрания, – настаивал Николай Викторович. – И она обгорелая, – робко добавила Галя. – Дедушка, может быть, подарит ее вашему музею, – вставил Миша. – Ох, дорогие товарищи, вы что-то напутали. Повторяю, собрание Хлебникова, как и наша библиотека, сгорело дотла, – ответил Аркадий Данилович и устало закрыл глаза. Конечно, это было настоящее безобразие – спорить с таким утомленным человеком. Успеем узнать о купце Хлебникове в Ростовском музее. Пора было прощаться и уходить. – Да! Не хотите ли, я вас немножко подброшу? – неожиданно предложил Аркадий Данилович. – Завтра в шесть утра я посылаю машину в Гаврилов-Посад. Ваш маршрут идет на Юрьев-Польской, вы попадете на двадцать пять километров правее. Ну, а потом через Юрьев доберетесь до. Ростова. На машинах туристам, как известно, не положено кататься, но зато… – Хотим! Хотим! – особенно рьяно закричали девочки. От всей души поблагодарили мы этого очень хорошего и отзывчивого ребячьего друга и распрощались с ним. Проснулись мы не в пять, а в четыре утра от пронзительного крика мерзких грачат. Миша успел приспособить для них специальный ящичек с ручкой и с дырками и поставил самодельную клетку в угол нашей комнаты. Николай Викторович приподнял голову с подушки: – Миша, если ты сейчас же их не выкинешь, то… Но я так и не узнал, чем грозило это «то». Миша вместе с ящиком стремглав выскочил из комнаты. Заснуть уже никто не смог. Мы встали, наскоро позавтракали, вскинули рюкзаки за плечи и вышли на большую и пустынную главную площадь города. Грузовик оказался с крытым брезентом верхом, с лавками по краям. Все расселись, в середку уложили рюкзаки; мы поехали. Я устроился сзади. Хотелось взглянуть на Суздаль еще раз. Машина затряслась по камням мостовой. И вот уже мы за городом, и я гляжу во все глаза на удаляющийся Суздаль. Там, на горе, вдоль берега Каменки, над домами, над зеленью садов вперемежку с мачтами телевизоров видны колокольни и луковицы многих церквей. Теперь я понял, почему старый коммунист Аркадий Данилович Курганов так печется и заботится о ремонте и реставрации памятников прошлого. Ну, разрушится какая-нибудь церквушка, притом не имеющая архитектурной ценности; можно бы снести ее, разобрать на кирпичи… Но Суздаль-то ведь славен не отдельными творениями древнего зодчества, а всем своим неповторимым созвездием полсотни церквей и многих башен. Все равно как в букете: вытащить несколько цветков, хоть самых невзрачных – и букет поблекнет и потеряет свою прелесть. Пожалуй, несколько таких городов-музеев нужны. Пусть туристы, юные и взрослые, приезжают и приходят сюда: здесь они научатся любить старину и гордиться славными творениями и подвигами своих предков. Постепенно город скрывается за горою. Наша машина катит по Владимирскому Ополью. Всюду поля и поля, освещенные косыми солнечными лучами; по сторонам дороги то пшеница, то золотая рожь, дальше кукуруза и картофель, а вдали уже не видно, что посеяно, – желто-зеленый ковер уходит куда-то за бугор. А еще дальше, по ту сторону ручья, у самого горизонта, поля сливаются с голубой утренней дымкой… Николай Викторович запевает удалую туристскую песню, ребята ее подхватывают… А машина, прыгая по ухабам, мчится все вперед и вперед по черной, прибитой дождями дороге… |
||||||
|