"Сергей Михайлович Голицын. Сорок изыскателей (три приключенческие повести) " - читать интересную книгу авторашестой класс, учится на четверки, любит покушать, за обедом уплетает по
две тарелки супа и по три котлетки. Когда сидит за уроками, от усердия высовывает язык, в свободное время все больше прыгает и смеется. Впрочем, по секрету скажу - иногда и плачет... Куда же все-таки поехать? - Поезжайте в Золотой Бор, - посоветовал мне муж Розы Петровны, старичок, историк-архивариус Иван Иванович. - По имеющимся у меня сведениям, это чудесное место - районный центр, изобилие вишен и яблок, достаточно широкая река. И учтите - от Москвы не столь далеко. И потом... Иван Иванович немного замялся. - Говорите, говорите, не стесняйтесь, - поддержал я его. - Я хотел вам предварительно показать один любопытнейший документик. Разрешите, через пять минут я его принесу, - сказал он и исчез. Уважаемый Иван Иванович был исключительно почтенный и культурный человек. Я с ним встречался каждое утро. Он ходил в пижаме, синей с белым, я - в красной с желтым. Я был худой и высокий, он - худой и совсем коротышка. За тщедушность, за малый рост Миша прозвал его Тычинкой. Каждое утро мы рассматривали вместе с почтенным Тычинкой градусник, висевший за кухонным окном. "Потеплело (или похолодало)", - объявлял Тычинка, протягивая мне свою узенькую розовую ручку, похожую на гусиную лапку, мягко улыбаясь сквозь толстые роговые очки и легонько покручивая чахлые былинки седых усов. "Потеплело (или похолодало)", - отвечал я, и мы расходились. Я шел пить кофе к своей жене, он семенил к своей Розе пить овсяное толокно. Он был человек исключительно пунктуальный и всецело находился во градусник ровно в 8 часов 25 минут утра, ни на минуту не позднее, не раньше. На работу он всегда ходил пешком, по одним и тем же улицам, зимой и летом, в дождь и при солнце. Однажды на пути его маршрута снесли два маленьких деревянных дома и стали строить на их месте один большой каменный. Высокий временный забор загородил Тычинке дорогу, и Тычинка несколько месяцев чувствовал себя глубоко несчастным: ведь его путь удлинился на восемнадцать шагов... Тычинка вернулся ко мне не через пять, а через восемь минут. И в каком виде! Очки спустились на нос, подслеповатые глазки были широко открыты, руки подняты кверху и, кажется, даже седые волосы шевелились на макушке. Я понял - произошло нечто ужасное. - Вы помните, как мы вас угощали блинами? - закричал он трагическим голосом. - Помню, - удивленно ответил я. Но, честное слово, я не видел в этом ничего ужасного. Два месяца назад, в день рождения Тычинки, я чуть не объелся божественными блинами, которые испекла уважаемая Роза Петровна. Я их тогда съел целых два десятка с паюсной икрой, с лососиной, с растопленным маслом, со сметаной, запил заветной настоечкой на тысячелистнике... - Все погибло! - простонал Тычинка и упал в кресло. Я дал ему валерьянки. - Расскажите, что случилось? - Возьму себя в руки и попробую вам рассказать все подробности. |
|
|