"Сергей Михайлович Голицын. Сорок изыскателей (три приключенческие повести) " - читать интересную книгу автора

шестой класс, учится на четверки, любит покушать, за обедом уплетает по
две тарелки супа и по три котлетки. Когда сидит за уроками, от усердия
высовывает язык, в свободное время все больше прыгает и смеется. Впрочем,
по секрету скажу - иногда и плачет...
Куда же все-таки поехать?
- Поезжайте в Золотой Бор, - посоветовал мне муж Розы Петровны,
старичок, историк-архивариус Иван Иванович. - По имеющимся у меня
сведениям, это чудесное место - районный центр, изобилие вишен и яблок,
достаточно широкая река. И учтите - от Москвы не столь далеко. И потом...
Иван Иванович немного замялся.
- Говорите, говорите, не стесняйтесь, - поддержал я его.
- Я хотел вам предварительно показать один любопытнейший документик.
Разрешите, через пять минут я его принесу, - сказал он и исчез.
Уважаемый Иван Иванович был исключительно почтенный и культурный
человек. Я с ним встречался каждое утро. Он ходил в пижаме, синей с белым,
я - в красной с желтым. Я был худой и высокий, он - худой и совсем
коротышка. За тщедушность, за малый рост Миша прозвал его Тычинкой.
Каждое утро мы рассматривали вместе с почтенным Тычинкой градусник,
висевший за кухонным окном.
"Потеплело (или похолодало)", - объявлял Тычинка, протягивая мне свою
узенькую розовую ручку, похожую на гусиную лапку, мягко улыбаясь сквозь
толстые роговые очки и легонько покручивая чахлые былинки седых усов.
"Потеплело (или похолодало)", - отвечал я, и мы расходились. Я шел пить
кофе к своей жене, он семенил к своей Розе пить овсяное толокно.
Он был человек исключительно пунктуальный и всецело находился во
власти привычки. Например, уже двадцать лет подряд он неизменно смотрел на
градусник ровно в 8 часов 25 минут утра, ни на минуту не позднее, не
раньше. На работу он всегда ходил пешком, по одним и тем же улицам, зимой
и летом, в дождь и при солнце. Однажды на пути его маршрута снесли два
маленьких деревянных дома и стали строить на их месте один большой
каменный. Высокий временный забор загородил Тычинке дорогу, и Тычинка
несколько месяцев чувствовал себя глубоко несчастным: ведь его путь
удлинился на восемнадцать шагов...
Тычинка вернулся ко мне не через пять, а через восемь минут. И в
каком виде! Очки спустились на нос, подслеповатые глазки были широко
открыты, руки подняты кверху и, кажется, даже седые волосы шевелились на
макушке.
Я понял - произошло нечто ужасное.
- Вы помните, как мы вас угощали блинами? - закричал он трагическим
голосом.
- Помню, - удивленно ответил я.
Но, честное слово, я не видел в этом ничего ужасного. Два месяца
назад, в день рождения Тычинки, я чуть не объелся божественными блинами,
которые испекла уважаемая Роза Петровна. Я их тогда съел целых два десятка
с паюсной икрой, с лососиной, с растопленным маслом, со сметаной, запил
заветной настоечкой на тысячелистнике...
- Все погибло! - простонал Тычинка и упал в кресло.
Я дал ему валерьянки.
- Расскажите, что случилось?
- Возьму себя в руки и попробую вам рассказать все подробности.