"Оливия Голдсмит. Крутой парень " - читать интересную книгу автора

начинал, Стромбергом, не ее вина.
- Как мило, что ты к нам зашла, - сказал Маркус, демонстративно глядя
на свои наручные часы. - Надеюсь, твоя светская жизнь от этого не
пострадает.
Маркус имел привычку держать себя с Трейси так, словно она воображает
себя светской львицей.
- Ты получишь свою статью к четырем, - спокойно ответила Трейси. - Как
я тебе и обещала.
- Это я помню. Но так случилось, что мне нужна от тебя сегодня еще одна
статья.
Черт! У нее работы и так невпроворот!
- О чем? - спросила Трейси, стараясь казаться безразличной.
- О Дне матери. Мне нужна хорошая статья, причем к завтрашнему дню.
Обычно Трейси занималась интервью с настоящими или будущими
компьютерными магнатами, но, как и все остальные, получала и другие задания.
Однако Маркус неизменно ухудшал дело безошибочным выбором тем. Для Лили,
талантливой, но полной, он всегда приберегал гимнастические залы, случаи
анорексии <Отвращение к пище.>, конкурсы красоты и тому подобное. Склонному
к ипохондрии Тиму оставлял статьи о больницах и методах лечения. Каким-то
образом он нащупывал слабое место каждого, даже если это не было так просто,
как в случае Лили и Тима. Поскольку Трейси редко навещала семью и не
особенно любила праздники, именно об этом ей и приходилось писать. Но День
матери - это уже слишком!
Мать умерла, когда Трейси было четыре с половиной года. Отец
давным-давно женился во второй раз, развелся и снова женился. Трейси почти
не помнила мать и старалась поменьше вспоминать о мачехе. Она упорно
рассматривала квадратный подбородок Маркуса и его бородку, которую скорее
следовало назвать утренней щетиной.
- И под каким углом? - спросила Трейси. - Или это должен быть
сентиментальный рассказ о том, как я собираюсь провести День матери?
Маркус проигнорировал укол.
- Опиши, как Сиэтл поздравляет женщин-матерей. Упомяни рестораны,
флористов и остальных наших клиентов, каких только сможешь. Девятьсот слов к
завтрашнему утру. Это пойдет в воскресенье.
Боже! Девятьсот слов к завтрашнему утру не оставляли никаких шансов
развлечься сегодня с Филом. Трейси снова посмотрела на Маркуса, на его
темные вьющиеся волосы, румянец, маленькие голубые глаза и уже далеко не в
первый раз пожелала, чтобы внешность Маркуса отражала его подлую сущность.
Однако Трейси придерживалась правила никогда не доставлять Маркусу
удовольствия своим расстроенным видом. Так что в рамках своей политики она
только улыбнулась. Она знала, что раздражает его, и постаралась сделать
улыбку ослепительной.
- Как вам будет угодно, мой господин, - ответила она.
- Госпожа здесь только ты, - проворчал Маркус, поворачиваясь и
направляясь затемнять отсек другого подневольного журналиста. Однако, уходя,
бросил через плечо: - И пожалуйста, постарайся не допускать ошибок в статье
о Джине Бэнксе. И я не хочу ничего знать о его ротвейлере.
- У него нет ротвейлера, - крикнула ему вслед Трейси. Затем, потише,
добавила: - У него черный Лабрадор.
Она действительно вставляла в свои интервью с очкариками описания их