"Уильям Голдинг. Двойной язык " - читать интересную книгу автора

решалась. Но мысль была там, за их лицами.
Однажды я уныло размышляла надо всем этим, пока шла к рыбному садку, и
тут одна из наших купленных рабынь, хныча, выбежала из помещения с ребенком
на руках и сунула его мне. К тому времени, когда она добежала до меня, она
уже выла во весь голос. Мои руки сами потянулись взять ребенка, но почти
сразу же я использовала их, чтобы сунуть его назад ей, потому что он был
весь в сыпи. Она, непонятное существо, тут же умолкла, неуклюже поклонилась
и ушла в свое помещение. Но за мгновение, пока он был у меня на руках, я
ощутила что-то. Описать точнее я затрудняюсь. И проще всего мне будет
сказать вам без обиняков, что девушка верила, будто я имею какую-то силу, и
стоит мне прикоснуться к ребенку, как он выздоровеет, что и случилось.
Причина восходит к полузажаренной рыбе, истории, которая уже стала частью
семейных преданий и, как большинство таких преданий, упростилась и
пополнилась всякими преувеличениями. Не думаю, что я целительница, а уж
кому знать, как не мне!
Мы окутаны тайнами. Я это знаю. Мне пришлось это узнать. Пока не
начались мои месячные, время для меня правда стояло на месте. Я знаю и это.
Однако у нас, эллинов, будь мы этолийцы, или ахейцы, или не важно кто,
месячные приходят позже в зависимости от нашего сословия. Все складывалось
в лад без правил. На этот раз была не рыба и даже не младенец, но осел. Я
никому про это не рассказывала, никогда. Осел этот крутил мельницу,
моловшую грубое зерно. Естественно, мука для семьи мололась в ручной
мельнице, которую вертели рабыни под мельничные песни, чаще про Питтака
<Мели, мельница, мели, И Питтак молол когда-то, Митилены царь великой.>, но
не так уж редко подставляли вместо его имени другое, если оно укладывалось
в ритм движения. Этот осел, которого опять-таки, естественно, мы все
называли Питтаком, ходил, и ходил, и ходил по кругу, а на конце перекладины
большой круглый камень катился по кольцу желоба, полного зерна, или иногда
по жмыхам, оставшимся после третьего отжима оливкового масла. Ну, да,
конечно, вы знаете, как работают такие мельницы! Я наблюдала за Питтаком и
штукой у него под брюхом, которая торчала далеко вперед и причиняла ему
боль, потому что он очень громко ревел, шагая по кругу. Эта штука была
словно живая сама по себе, отдельно от бедняги Питтака. То и дело она
вздергивалась и била его по брюху, а оно гремело, как большой барабан. И
вот тогда мной овладела дурнота, и мне показалось, что я вот-вот упаду. Но
я справилась с ней, потому что была полна интереса, и ужаса, и испуга. В
тот момент, когда я всплыла (если "всплыла" подходящее слово), один из
наших купленных рабов пришел с намордником, и я смотрела как зачарованная.
Он должен был стянуть челюсти осла, чтобы тот не отвлекался от работы.
Питтак пытался встать на дыбы, но ему удавалось только лягать вбок то одной
задней ногой, то другой. После я узнала, что он учуял одну из самых ценных
наших кобыл, которую готовили к случке с боевым конем моего отца, а потому
Питтака нельзя было выпрячь, даже когда все жмыхи были совсем размяты.
Непосредственно перед менструациями в девушках появляется что-то
странное. Я говорю не о хорошеньких, красавицах или даже достаточно
миловидных, каких новая семья приветливо встречает даже со скромным
приданым. Я говорю о подлинно непривлекательных, которых бог поразил,
которым нечего предложить на продажу и которые настолько укрываются в себе,
что не способны довериться кому-то, а уж о пафосских <Пафосская богиня -
одно из прозвищ Афродиты, богини любви.> играх и речи быть не может. Они