"Владимир Голубев. Скважина" - читать интересную книгу автора

не поумнеем, и не поймем, что не везде можно бесцеремонно совать свои
сверла... Она, к сожалению, этого не сделала. Говорю "к сожалению", хотя сам
наверняка погиб бы при этом; я был участником варварского бурения. Но
остались бы живы моя жена, сын и дочка, и еще много-много других жен,
сыновей и дочек, и внуков, и внучек...
Не смотрите на меня, мистер Рузвельт. Да, это слезы. Да, я плАчу. Это я
их всех убил. Я запустил дизель. Я вот этой рукой нажал рычаг. И прошел
последние метры скважины. А ведь Она предупредила! Тот внезапный и
сильнейший шквал, чуть не сваливший буровую. При ясном-то небе... Толстые
тросы-растяжки выдержали. Я чудом увернулся от упавшей откуда-то сверху
доски. Русские сказали: родился в рубашке. Как знать. Может, лучше бы тогда
погибнуть, чем видеть теперешний кошмар, и знать, что это ты его причина.
Тогда никто не понял... И вся наша команда, с веселым криком "русские не
сдаются!", продолжила бурение. А потом...
Подброшу-ка еще книжечку. Плохо они греют, книжки. Дерево лучше. Но я
давно сжег всю мебель. Что теперь? Артур Кларк. Многоуважаемый мистер Кларк.
"Космическая одиссея", бог мой! Любимая книга юности. Но нет, читать не
буду. Теперь все в печь. Немного тепла, мистер Кларк. Простите, мистер
Кларк.
Потом? Когда бур пробил лед и зацепил мозг Мамы... конечно, озеро,
придавленное трехкилометровой толщей ледника, находится под давлением.
Заранее прикидывали: около трехсот атмосфер. Ну и что? По расчетам, вода
поднимется по скважине метров на пятьдесят, подождем, пока замерзнет, потом
спокойно высверлим керн уже озерного льда. И тихо-мирно получим образец
подледной водички. Биологи ждали сенсации. Жизни, не знающей Солнца. Уже
потирались руки в предвкушении диссертаций, наград и званий... Но все
ошиблись. С давлением - на порядок. Самое меньшее. Так вот, когда бур прошел
насквозь... что? Диаметр? Да нет ничего, около тринадцати дюймов...
Сначала вылетели трубы. Одна за другой. Они били снизу в буровую вышку,
ломаясь и круша на мелкие обломки промерзший металл. Трубы срубили одну
"ногу" буровой, и трос растяжки потянул ее вниз. Мы побежали в сторону
станции. И тут...
То, что вылетело следом за трубами, явно водой не было. Фонтан горячей
красно-серой массы с яркими белыми прожилками. Она хлестала из скважины на
высоту ста футов. Снег вокруг буровой стал красным. Налетел шквал, один,
другой. Порывы ветра валили с ног. Раздался грохот падения вышки. Что? Что
вы сказали, господин Рейган? Взять жидкость на анализ? Да, мысль мелькнула.
Но тот звук, что раздался... Это был вой, жуткий, будто миллион волков разом
затосковали о своей волчьей доле, будто сто тысяч вьюг и метелей, в желании
похоронить мир, вторили им. Многоголосый вой на одной смертной ноте...
Волосы встали дыбом. Нас охватил панический страх. Какие анализы! Все
побежали. Кто куда. Мы и не заметили, что небо уже заволокло тучами.
Началась метель. Мама старалась закрыть снегом свою, возможно, смертельную,
рану в голове. Видимость упала до трех метров. Никто не знал, куда бежать.
Мне повезло. Я и один русский, Виктор, до станции добрались. Остальные
побежали не в ту сторону, и навсегда сгинули в метели. Они стали первыми
жертвами.
Как я добрался до Цинциннати, рассказывать не буду. Скажу одно -
русские летчики - отчаянные парни. Если бы не они... В мире творилось
ужасное. Волна холода и снега, расширяясь от Южного полюса концентрически,