"Николай Васильевич Гоголь. Повести (ПСС Том 3)" - читать интересную книгу автора

одушевлять мои труды, вышивать, или заниматься другим рукоделием, и мы ни в
чем не будем иметь недостатка."
"Как можно!" прервала она речь с выражением какого-то презрения. "Я не
прачка и не швея, чтобы стала заниматься работою."
Боже! в этих словах выразилась вся низкая, вся презренная жизнь, -
жизнь, исполненная пустоты и праздности, верных спутников разврата.
"Женитесь на мне!" подхватила с наглым видом молчавшая дотоле в углу ее
приятельница. "Если я буду женою, я буду сидеть вот как!" при этом она
сделала какую-то глупую мину на жалком лице своем, которою чрезвычайно
рассмешила красавицу.
О, это уже слишком! этого нет сил перенести. Он бросился вон, потерявши
чувства и мысли. Ум его помутился: глупо, без цели, не видя ничего, не
слыша, не чувствуя, бродил он весь день. Никто не мог знать, ночевал он
где-нибудь или нет; на другой только день каким-то глупым инстинктом зашел
он на свою квартиру, бледный, с ужасным видом, с растрепанными волосами, с
признаками безумия на лице. Он заперся в свою комнату и никого не впускал,
ничего не требовал. Протекли четыре дня, и его запертая комната ни разу не
отворялась; наконец, прошла неделя, и комната все так же была заперта.
Бросились к дверям, начали звать его, но никакого не было ответа; наконец,
выломали дверь и нашли бездыханный труп его с перерезанным горлом.
Окровавленная бритва валялась на полу. По судорожно раскинутым рукам и по
страшно искаженному виду можно было заключить, что рука его была неверна и
что он долго еще мучился, прежде нежели грешная душа его оставила тело.
Так погиб, жертва безумной страсти, бедный Пискарев, тихий, робкий,
скромный, детски-простодушный, носивший в себе искру таланта, быть может, со
временем бы вспыхнувшего широко и ярко. Никто не поплакал над ним; никого не
видно было возле его бездушного трупа, кроме обыкновенной фигуры
квартального надзирателя и равнодушной мины городового лекаря. Гроб его
тихо, даже без обрядов религии, повезли на Охту; за ним идучи, плакал один
только солдат-сторож и то потому, что выпил лишний штоф водки. Даже поручик
Пирогов не пришел посмотреть на труп несчастного бедняка, которому он при
жизни оказывал свое высокое покровительство. Впрочем ему было вовсе не до
того: он был занят чрезвычайным происшествием. Но обратимся к нему. - Я не
люблю трупов и покойников и мне всегда неприятно, когда переходит мою дорогу
длинная погребальная процессия и инвалидный солдат, одетый каким-то
капуцином, нюхает левою рукою табак, потому что правая занята факелом. Я
всегда чувствую на душе досаду при виде богатого катафалка и бархатного
гроба; но досада моя смешивается с грустью, когда я вижу, как ломовой
извозчик тащит красный, ничем не покрытый гроб бедняка и только одна
какая-нибудь нищая, встретившись на перекрестке, плетется за ним, не имея
другого дела.
Мы, кажется, оставили поручика Пирогова на том, как он расстался с
бедным Пискаревым и устремился за блондинкою. Эта блондинка была легонькое,
довольно интересное созданьице. Она останавливалась перед каждым магазином и
заглядывалась на выставленные в окнах кушаки, косынки, серьги, перчатки и
другие безделушки, беспрестанно вертелась, глазела во все стороны и
оглядывалась назад. "Ты, голубушка, моя!" говорил с самоуверенностию
Пирогов, продолжая свое преследование и закутавши лицо свое воротником
шинели, чтобы не встретить кого-нибудь из знакомых. Но не мешает известить
читателей, кто таков был поручик Пирогов.