"Николай Васильевич Гоголь. Статьи из сборника "Арабески" (1835)" - читать интересную книгу автора

не так властвует в них: духовное невольно проникает все. Страдание
выражается живее и вызывает сострадание, и вся она требует сочувствия, а не
наслаждения. Она берет уже не одного человека, ее границы шире: она
заключает в себе весь мир; все прекрасные явления, окружающие человека, в ее
власти; вся тайная гармония и связь человека с природою - в ней одной. Она
соединяет чувственное с духовным.
Но сильнее шипи, третий покал мой! Ярче сверкай и брызгай по золотым
краям его, звонкая пена, - ты сверкаешь в честь музыки. Она восторженнее,
она стремительнее обеих сестер своих. Она вся - порыв; она вдруг, за одним
разом, отрывает человека от земли его; оглушает его громом могущих звуков и
разом погружает его в свой мир. Она властительно ударяет, как по клавишам,
по его нервам, по всему его существованию и обращает его в один трепет. Он
уже не наслаждается, он не сострадает, - он сам превращается в страдание;
душа его не созерцает непостижимого явления, но сама живет, живет своею
жизнию, живет порывно, сокрушительно, мятежно. Невидимая, сладкогласная, она
проникла весь мир, разлилась и дышит в тысяче разных образов. Она томительна
и мятежна; но могущественней и восторженней под бесконечными, темными
сводами катедраля, где тысячи поверженных на колени молельщиков стремит она
в одно согласное движение, обнажает до глубины сердечные их помышления,
кружит и несется с ними горе, оставляя после себя долгое безмолвие и долго
исчезающий звук, трепещущий в углублении остроконечной башни.
Как сравнить вас между собою, три прекрасные царицы мира? Чувственная,
пленительная скульптура внушает наслаждение, живопись - тихий восторг и
мечтание, музыка - страсть и смятение души. Рассматривая мраморное
произведение скульптуры, дух невольно погружается в упоение; рассматривая
произведение живописи, он превращается в созерцание; слыша музыку - в
болезненный вопль, как бы душою овладело только одно желание вырваться из
тела. Она - наша! она - принадлежность нового мира! Она осталась нам, когда
оставили нас и скульптура, и живопись, и зодчество. Никогда не жаждали мы
так порывов, воздвигающих дух, как в нынешнее время, когда наступает на нас
и давит вся дробь прихотей и наслаждений, над выдумками которых ломает
голову наш XIX век. Все составляет заговор против нас; вся эта
соблазнительная цепь утонченных изобретений роскоши сильнее и сильнее
порывается заглушить и усыпить наши чувства. Мы жаждем спасти нашу бедную
душу, убежать от этих страшных обольстителей и - бросились в музыку. О, будь
же нашим хранителем, спасителем, музыка! Не оставляй нас! буди чаще наши
меркантильные души! ударяй резче своими звуками по дремлющим нашим чувствам!
Волнуй, разрывай их и гони, хотя на мгновение, этот холодно-ужасный эгоизм,
силящийся овладеть нашим миром! Пусть при могущественном ударе смычка твоего
смятенная душа грабителя почувствует, хотя на миг, угрызение совести,
спекулятор растеряет свои расчеты, бесстыдство и наглость невольно выронит
слезу пред созданием таланта. О, не оставляй нас, божество наше! Великий
зиждитель мира поверг нас в немеющее безмолвие своею глубокою мудростью:
дикому, еще не развернувшемуся человеку он уже вдвинул мысль о зодчестве.
Простыми, без помощи механизма, силами он ворочает гранитную гору, высоким
обрывом громоздит ее к небу и повергается ниц перед безобразным ее величием.
Древнему, ясному, чувственному миру послал он прекрасную скульптуру,
принесшую чистую, стыдливую красоту, - и весь древний мир обратился в фимиам
красоте. Эстетическое чувство красоты слило его в одну гармонию и удержало
от грубых наслаждений. Векам неспокойным и темным, где часто сила и неправда