"Dead souls (Мертвые души) (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою
выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется
углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд.

Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей,
известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан ни в
селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и
Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены
приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в
приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства.
Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту
разговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый человек!" В
следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: "Черт знает
что такое!" - и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку
смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого
слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего
его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых
собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно
чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый
сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с
желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на
гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже
незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание
сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке,
тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок,
подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, -
словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. Дома он говорил
очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже
разве богу было известно. Хозяйством нельзя сказать чтобы он занимался, он
даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когда
приказчик говорил: "Хорошо бы, барин, то и то сделать", - "Да, недурно:, -
отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда
еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и
образованнейшим офицером. "Да, именно недурно", - повторял он. Когда
приходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: "Барин, позволь
отлучиться на работу, по'дать заработать", - "Ступай", - говорил он, куря
трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо
было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить
каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них
сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. При
этом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самое
довольное выражение; впрочем, все эти прожекты так и оканчивались только
одними словами. В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная
закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два
года. В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла
прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно,
стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стояли
обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет
всякий раз предостерегал своего гостя словами: "Не садитесь на эти кресла,