"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

носа, из глаз, изо рта и ушей. Тут ведьмы подняли пронзительный вой и плач,
бросились на землю и стали длинными ногтями костлявых пальцев в кровь
раздирать свои свисающие груди. Но я свою добычу не выпускал. Чу! - в
воздухе какой-то шум, шуршанье. Верхом на сове спускается старая седенькая
бабушка, обликом своим совсем не похожая на остальных. Остекленевший глаз
смеется, пронизывая меня взглядом призрака.
"Монтиела!" - визжит семерка, тут словно ток пробегает по моим нервам,
я выпускаю кота. С кряхтеньем и криками уносится он прочь на кроваво-красном
луче. Меня обтекают густые клубы пара, я задыхаюсь, теряю сознание и падаю
без чувств.
Я. Остановись, Берганца; твоему описанию поистине присущ яркий колорит;
я вижу эту Монтиелу, крылья ее совы навевают на меня какой-то жуткий холод,
- не могу отрицать, что я жажду полного твоего освобождения.
Берганца. Когда я снова пришел в себя, то лежал на земле; я не мог
шевельнуть ни единой лапой; семь привидений сидели на корточках вокруг,
гладили и мяли меня своими костлявыми ручищами. Моя шерсть сочилась какой-то
жидкостью, которой они меня умастили, и неописуемое чувство дрожью
пронизывало мое нутро. Казалось, я должен выскочить из своего собственного
тела, временами я буквально видел себя со стороны, видел лежащего там
второго Берганцу, но это же я сам и был, и тот Берганца, что видел другого
под руками ведьм, был тоже я, и этот лаял и рычал на лежащего и призывал его
хорошенько покусать ведьм и мощным прыжком выскочить из круга, а тот, что
лежал... Но что это! Зачем я утомляю тебя, описывая состояние, вызванное
адским колдовством и разделившее меня на двух Берганц, которые боролись друг
с другом.
Я. Насколько я могу понять из твоей прежней жизни, из речей Каньисарес
и обстоятельств слета ведьм, их целью было не что иное, как придать тебе
другой облик. Ее сын Монтиель - а они ведь тебя приняли за него - должен
был, наверное, обернуться красивым юношей, потому-то они и натерли тебя той
пресловутой мазью ведьм, которая способна вызывать такие превращения.
Берганца. Ты совершенно верно угадал. Потому что пока ведьмы меня
гладили и мяли, они глухими жалобными голосами пели песню, слова которой
указывали на мое превращение:

Сынок, филин шлет поклон,
Котом был изранен он!
Сынок, вершатся дела,
Мать кое-что принесла.
Сынок, от собаки уйди,
Юнкера ты проведи.
Вертись, лихой хоровод,
Сынок, устремись вперед!

А как только они кончали песню, старуха верхом на сове принималась с
треском ударять один о другой свои костлявые кулаки, и ее вой прорезал
пространство отчаянной жалобой. Мои муки возрастали с каждой минутой, но тут
в ближней деревне пропел петух, на востоке заалела заря, и вся сволочь с
уханьем и свистом взвилась в воздух, весь кошмар рассеялся и развеялся, а я,
одинокий и обессиленный, остался лежать на большой дороге.
Я. Воистину, Берганца, эта сцена взволновала меня, но я поражен тем,