"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Угловое окно (новелла)" - читать интересную книгу автора

Я. Пускай себе питомец наук любезничает и выбирает апельсины сколько
ему угодно - меня это не занимает, тем более что там, у театрального фасада,
на углу, где цветочницы выставили свой товар, снова показался этот ангел,
очаровательная дочка тайного советника.
Кузен. Туда, на цветы, я не люблю смотреть, дорогой кузен; для этого у
меня совсем особое основание. Цветочница, у которой обычно всегда в изобилии
самые лучшие гвоздики, розы и другие редкие цветы, - милая и весьма
хорошенькая девушка, стремящаяся ближе приобщиться к культуре: когда она не
занята торговлей, то усердно читает книжки, мундир которых показывает, что
они принадлежат к огромной армии Краловского, победоносно внедряющей
просвещение в самые отдаленные уголки столицы. Для беллетриста читающая
девушка-цветочница - зрелище неотразимое. И вот как-то раз, уже давно,
проходя мимо цветов - а они выставляются для продажи каждый день, - я, увидя
читающую цветочницу, в удивлении остановился. Сидела она словно в беседке из
цветущей герани, раскрыв книгу на коленях и подперев голову рукой. Герою,
должно быть, как раз грозила опасность, или вообще наступил какой-то важный
момент в развитии действия, ибо щеки девушки пылали все ярче, губы ее
дрожали; она, казалось, совершенно забыла обо всем, что ее окружает. Я
совершенно откровенно признаюсь тебе, брат, в странной писательской
слабости. Я стоял как завороженный и переступал с ноги на ногу. Что может
читать девушка? - вот мысль, которая целиком завладела мною. Во мне
проснулся дух литературного тщеславия и стал дразнить меня предчувствием, не
мое ли собственное произведение уносит сейчас девушку в фантастический мир
моих грез. Наконец я набрался смелости и спросил, сколько стоит кустик
гвоздики, стоявший поодаль. Пока девушка ходила за кустом гвоздики, я
спросил: "Что это вы тут читаете, милое дитя?" - и взял раскрытую книгу. О
небо! Это в самом деле была одна моя вещица, а именно... Девушка принесла
цветы и назвала цену, вполне умеренную. Но что цветы, что куст гвоздики!
Девушка в эту минуту представляла для меня публику гораздо более
драгоценную, чем все блестящее общество столицы. Взволнованный, окрыленный
сладостнейшими чувствами, какие только может переживать автор, я с деланным
равнодушием спросил девушку, нравится ли ей книга. "Ох, сударь, - ответила
девушка, - уж какая это забавная книжка. Сперва все немножко путается в
голове, но потом - словно сама все это видишь". К моему немалому удивлению,
девушка вполне ясно и понятно изложила мне содержание сказки, и я убедился,
что она уже несколько раз читала книжку. Она повторила, что презабавная
книжка: то она смеялась, то ей становилось грустно до слез. Она посоветовала
мне, если я еще не читал этой книжки, пойти взять ее пополудни у господина
Краловского: она как раз в это время меняет книги. Тут я приготовился
ошеломить ее. Опустив глаза, голосом, сладость которого подобна была меду
мегарских пчел, с блаженной улыбкой, говорившей о счастии быть автором, я
пролепетал: "Вот, мой ангел, сам сочинитель книги, которая доставила Вам
такое удовольствие, он стоит перед вами собственной персоной". Девушка
безмолвно смотрела на меня, широко раскрыв глаза, открыв рот. Я счел это за
выражение высшего восторга, чуть ли не радостного испуга, вызванного тем,
что божественный гений, чья творческая сила создала такое произведение,
столь внезапно появился около гераней. А может быть, - подумал я, увидев,
что выражение ее лица так и не меняется, - может быть, девушка вовсе и не
поверила в счастливый случай, который привел ее встретиться с знаменитым
автором. Тут я всеми способами стал доказывать ей мое тождество с автором