"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Счастье игрока (новелла)" - читать интересную книгу автора

детства, особенно охотно рассказывали случай с часами, который приключился с
ним в ранней юности. Еще не достигнув совершеннолетия и находясь в
зависимости от опекунов, Зигфрид как-то, поистратившись в дороге, оказался
на мели в чужом городе, и пришлось ему, чтобы выехать, продать золотые часы
с бриллиантами. Он, собственно, готов был уступить их за бесценок, но
выручило то, что в этой же гостинице остановился некий молодой князь, давно
уже приглядывавший себе такую безделку, и Зигфрид получил за часы даже
больше, чем смел надеяться. Прошло года полтора, Зигфрид был уже
самостоятельным человеком, когда однажды, находясь в соседнем княжестве, он
прочитал в придворных ведомостях, что в лотерею разыгрываются ценные часы.
Он взял себе билет, уплатив какой-то пустяк, а выиграл - те самые золотые
часы, которые продал. Вскоре он променял их на дорогой перстень - и что же?
Некоторое время пришлось ему служить у князя Г., и, отпуская его со службы,
князь презентовал ему, в знак своей особой милости, все те же золотые часы с
бриллиантами на массивной золотой цепочке!
От анекдота о часах разговор переходил к пресловутому чудачеству
Зигфрида, к его упорному нежеланию прикасаться к картам - причуда тем более
странная, что кому бы, казалось, и играть, как не ему при его феноменальном
везении, - и общий приговор гласил, что при всех своих отменных качествах
молодой барон просто-напросто скряга, он трясется над каждым грошом и боится
рисковать даже безделицей. Что такое обвинение плохо вязалось со всем
складом и поведением барона, никого не смущало, а так как люди всегда рады
сыскать в репутации даже самого достойного ближнего какое-нибудь "но", хотя
бы оно существовало только в их воображении, - такое истолкование неприязни
Зигфрида к картам всех устраивало.
Вскоре это обвинение дошло до ушей Зигфрида, и поскольку его
благородной, щедрой натуре ничто так не претило, как скупость, он решил
посрамить клеветников и, на время поборов свое отвращение к картам,
откупиться от унизительного подозрения сотней-другой луидоров. Захватив
деньги, отправился он в игорный дом с твердым намерением их там оставить.
Однако всегдашнее счастье и тут ему не изменило. Каждая его ставка
выигрывала. Все кабалистические расчеты умудренных игроков разбивались о его
невероятное везение. Менял ли он карту или играл семпелем - выигрыш был ему
обеспечен. Барон являл редкий случай понтера, который досадует на счастливую
карту, и хотя странность эту было бы нетрудно объяснить, знакомые смотрели
на него с озабоченным видом и всячески давали друг другу понять, что,
ударившись в исключительность, барон впал во власть некоего сумасбродства,
ибо только сумасброд способен сетовать на удачу.
Но будучи в крупном выигрыше, барон, верный своей цели, вынужден был
продолжать игру: ведь он рассчитывал, что за выигрышем с необходимостью
последует еще более крупный проигрыш. Однако не тут-то было - сколько барон
ни понтировал, ничто не могло поколебать его удивительное счастье.
Так, незаметно для себя, пристрастился он к фараону, этой самой простой
и, следственно, самой фатальной игре.
Теперь барон уже не досадовал на свою удачу. Увлеченный игрой, он
посвящал ей все ночи, и так как его прельщал не выигрыш, а самая игра, то
пришлось и ему поверить в то колдовское очарование, о котором твердили ему
приятели, хотя еще недавно он начисто его отрицал.
Как-то ночью - банкомет только что прометал талию - барон поднял глаза
и вдруг увидел перед собой немолодого человека, смотревшего на него в упор