"Михаил Годенко. Минное поле " - читать интересную книгу автора

По утрам они ходили к реке. Солнце только-только пробивалось сквозь
густые ветки яблонь. Тело знобко ежилось. Но вода была парная. В речке
теплее, чем на берегу. Иван говорил, что такие купания укрепляют нервную
систему, закаляют волю. Только надо не плюхаться, а входить в воду, медленно
погружаясь. Для Мишка это была пытка. Когда вода достигала подмышек,
хотелось визжать. Но он крепился. Прерывисто вздыхая и ухая, исполнял все
наставления в точности.
До обеда Иван сидел над учебниками в палисаднике или, как говорил
Мишко, в "полусадике". Абрикос давал плотную тень. Плохо только, что по
улице часто ходили грузовики и клубы густой пыли, поднятой ими, тяжело
переваливались через глухой забор, покрывая палисадник сухим туманом.
Летом отдыхать бы, а не склоняться над книгами. Но ничего не поделаешь!
Иван запустил кое-что, партийная работа отнимала много времени: секретарь же
парторганизации факультета. Вот и приходится теперь сидеть.
Мишко часами слонялся поблизости.
После обеда время шло веселее.
Волейбольная площадка пионерклуба, выбитая голыми пятками до чугунной
твердости, оживлялась, когда приходил Иван - студент Харьковского
университета. Высокий, длиннорукий, он брал мертвые мячи. Как никто, он мог
потушить свечевую подачу.
Люда, подруга Доры, тоже неплохо играет в волейбол. Играет она легко,
хотя плотная, весу немалого. Тело у нее пышное, белое, похожее на тугое
тесто. Лицо чистое, румяное. Губы сочные, даже блестят. Она навешивает Ивану
мячи над самой сеткой - только туши.
У Мишка все еще болит нога. Он может только судить. Держа в зубах
Яншину сирену, судит строго и справедливо.
Когда лягут на сады звездные сумерки, все бегут к реке. В воде радостно
взвизгивают, перекликаются молодые голоса.
Купаться поздним вечером удобно: можешь лезть в воду в чем мать родила.
После купания тело становится легким, как у птицы. Кажется, разбегись,
расставь руки - и полетишь.
Люда доигралась. Дошло до того, что через Мишка она стала передавать
записки Ивану. Мишко принимал их молча и также молча вручал. Всякий раз
после такой записки Иван приходит домой поздно. Долго ворочается. Он спит на
полу, на рядне, сложенном вдвое. Говорит, так здоровее.
Анна Карповна однажды недовольно заметила:
- Приехал отдохнуть, а смотри, что делаешь! Неужто в Харькове девчат
мало, что ты тут до третьих петухов кохаешься!
Иван, не смутившись, ответил достойно:
- Я, мамо, не монах. Я человек, ничто человеческое мне не чуждо.
- Матери с вами не сговорить. Вы ученые. А только не дюже мне
нравится...
Мишко слышал разговор. Он поразился смелости брата. В память врезалось:
"Я человек, ничто человеческое мне не чуждо". Здорово! Мишко откровенно
сказал об этом Ивану. Тот похвалу от себя отвел. Пояснил, что слова эти
принадлежат древнему писателю Теренцию и что их любил повторять Карл Маркс.
Мишко поразился: "Неужели великий Карл Маркс мог говорить о таких
житейских делах?"
А Люда закусила удила. Раньше она только записки передавала, теперь же
потребовала, чтобы Мишко принес ей карточку Ивана.