"Михаил Годенко. Минное поле " - читать интересную книгу автора

- Ерунда! Ноты в этой коробке. - Валька постучал себя по голове. -
Напою любой мотив. Потянешь Петра? Вполне. Леся Дубова - Наталка. Я - пан
Возный. Два жлоба - Адольф и Леонтий подыграют. Грубо??
"Грубо?" - Валькино козырное словечко. В приблизительном переводе оно
означает "хорошо".
Мишко согласился.
Пусть Дора походит в сторонке, пусть позлится. Ей не быть на сцене: она
безголосая. А Мишко обнимет Лесю, споет ей "Солнце низенько".

Два конька, чалый и вороной, которых Мигако (взбредет же такое на ум!)
окрестил Машталюрой и Синхронным, без охоты тащили бричку по дороге в
конезавод. Они шли трусцой. Бричку трясло, аж зубы стучали. Сухой их цокот
отдавался в мозгу. Мишко держал вожжи, стоя в передке на коленях. Валька лег
на спину. Занял собой всю бричку. Он просил:
- Мишец, не выжимай из них остатки духа. Упадут. Придется пешком идти.
У Вальки за пазухой простая тетрадка в клеточку. Она прострочена на
швейной машинке девять раз поперек и один раз - вдоль. Продольная строчка -
у края, она отделяет контрольные полоски от билетов. Райфо подсчитало
листики, пронумеровало, прошнуровало и скрепило сургучной печатью.
Сегодня суббота. Тетрадку надо передать кассиру конезаводского клуба,
расклеить афиши. Завтра притихнет сумеречный зал, раздвинется темно-синий
занавес, и Наталка на сцене пойдет за водою.
А сейчас муторно Мишку. Отчего так - он не знает. Он затянул было "Ой,
чого ж ти, дубе". Но что ж петь о старом дубе? Хочется чего-то другого.
Когда идешь в строю, знаешь, что петь - "Москву майскую", "Все выше",
"С неба полуденного". Песня берет тебя под микитки, несет - земли под ногами
не чувствуешь. А когда остаешься один и до зарезу надо выкричаться - ты
немой, петь нечего.
Мишко вскочил на ноги, хлестнул вожжами Машталюру и Синхронного по ясно
проступавшим ребрам, заорал черт те что. Полы темно-синего пальто
разлетелись в стороны. Холодный сквознячок защекотал под мышками.
Валька дернул друга за пальто, посадил на хрусткое сено.
- Побереги глотку на завтра! Задарма зайцев пугаешь. Дора все равно не
слышит. Стоит ли из-за нее так надрываться? Обыкновенная Федора, а ты из нее
делаешь "богиню джунглей". Да все они такие! У меня вон Гафийка. Грубо?
звучит, верно? А узнаешь ближе - всего-навсего Агафья, Гапка. Понял?

Спектакль назначили на шесть. Но начался он только в восьмом часу
вечера. Мишка охватил озноб. То ли оттого, что клуб нетоплен, то ли оттого,
что ситцевый занавес, поскрипывая железными кольцами, обнажил темный, как
пропасть, зал.
Когда находишься по ту сторону деревянного барьера, чувствуешь себя
куда проще. Там испытываешь волнение легкое, почти сладостное. Ты ничего не
боишься, от тебя ничего не требуется. Сними шапку, не шмыгай носом, сиди
смирно, не мешай смотреть и слушать другим. А тут такой озноб бьет, что
слова не выговоришь. Хорошо, что показываться на сцену не скоро, только
после перерыва. И то не сразу, а когда пропоешь за сценой арию Петра.
Первым всегда выходит Митя Паленый. Ему что! Ему море по колено. Он
проковылял до самых лампочек, что блестят из-под барьера, слепя глаза, и
бодрым голосом, каким обычно произносит речи на торжественном заседании