"Алексей Глушановский. Улыбка гусара" - читать интересную книгу автора

жить счастливо, как и прежде буду. А сам в глаза не смотрит, отворачивается.
Понимаю я, что дрянь дело, и вряд ли переживу обряд этот, но что делать...
Согласился уже. Да и не к лицу офицеру русскому, церкви православной
бояться. Мало я, что ли, на войне в глаза костлявой заглядывал? Можно и еще
раз рискнуть.
Пришел в церковь, при монастыре, лег, где указали, окружили меня
иконами, и началось. Долго ли продолжалось, - не ведаю, только чую, хуже мне
и хуже. Вскоре ни пальцем пошевелить, ни глазом моргнуть, ни даже вздохнуть
не мог! Благо, что вампирам дышать не обязательно.
Тут прекратилось все, и отец Савелий ко мне подходит, а сам смотрит,
виновато так, и говорит, значит: - Прости меня, сыне. Обманул я тебя. Нет у
церкви святой, способа излечить тьмою рожденных, каким ты стал. Обряд этот
лишь сковал тебя, чтоб сопротивления, дьявольской силой одержимый, ты нам
оказать не мог, пока то, что в такой ситуации делать должно, исполнять мы
будем. Сейчас же поднесли ему елей, и стал он соборовать меня, как
умирающего.
Закончил, и говорит вновь: - Последнее осталось. Покойся с миром, и да
примет тебя господь средь ангелов своих. Не переживай, сын мой, за кротость,
тобою проявленную, прямо в рай попадешь. Потерпи немного.
Достал он откуда-то кол деревянный, молоток, да и вогнал мне тот кол
прямо в сердце! Дурак, право слово... От кола того мне ни холодно, ни жарко,
только мундир попортил, да дыру в теле пробил. И не совестно же супостату
было так надо мной издеваться?
А после были похороны. Закопали меня, в гробу закрытом, на монастырском
кладбище тайно, как бродягу какого-то, и забыли, наверно.
Да вот только, соврал отец Савелий, как последний басурманин соврал!
Никакого рая! Лежал я себе потихоньку в скуке великой и даже пошевелиться не
мог! Из всех изменений обстановки окружающей, лишь количество червей,
проползающих мимо по своим делам непонятным. Сначала считал от тоски
неодолимой, а потом и бросил, до ста тысяч досчитав.
Кол осиновый, на вампиров ее разновидности, как мне Сангрени
говаривала, действия ровно никакого не оказывает, но от этого, знаете ли,
ощущение дыры в груди приятных эмоций не добавляет. Никому бы не
порекомендовал, господа! Пренеприятнейшие ощущения! Да еще он, кол
проклятущий, гниет помаленьку, неимоверное желание почесаться вызывая. Ан
нет, не судьба... Только и оставалось, что мысли нерадостные думать, да отца
Савелия ругать по матерному, неведомо чего дожидаючись. Разве что господа
археологи с лопатами пожалуют, исторические окаменелости откапывать. Вот уж
удивлены будут, когда вместо ценного раритета эпохи минувшей, обнаружат
гусара в плохом настроении...
Мысли этой хватило ненадолго, вновь хандра подкралась незаметно.
Пришлось занимать голову не столь уж приятным занятием - вспоминать те
книги, что перелистывал по настоятельным требованиям мадам Сангрени,
впоследствии столь грубо меня оскорбившей. Не знаю уж, на сколько времени
мне хватило сих занятий, но вспомнил я все премудрости, в книгах описанные,
до последней буковки. Вот только, излишнее количество премудрости книжной,
способно вызвать глубокий и крепкий сон. Право слово, еще на экзаменах в
кадетском корпусе примечено, да не только мной, но и всеми остальными
знакомцами.
В общем, сморило меня от души и по всему видно, надолго. Оно и