"Всеволод Глуховцев. Полнолуние " - читать интересную книгу автора

(он зачем-то спросил у водителя, как его зовут, и сам представился, к
молчаливому недоумению Артура) устроена отличная лаборатория, могущая дать
фору институтской - при этом сообщении голос Геннадия Александровича
подымался до нот сдержанной, обузданной горделивости.
Артур слушал с интересом - он любил химию. Будучи в школе вполне
средним учеником, имеющим хорошие оценки лишь по труду и физкультуре, Артур
Терентьев, к некоторому удивлению своей классной руководительницы, шел еще и
отличником по химии. А объяснялось это просто: попав впервые в кабинет
химии, семиклассник Терентьев был потрясен и очарован вдруг открывшимся пред
ним загадочным миром. Он и не подозревал, что такое вообще может быть! -
такое необъяснимо-волшебное и неизмеримо более интересное, чем футбол, пляж
и возня в грязных внутренностях старого мопеда. Причудливые тонкостенные
сосуды, разноцветные жидкости, прозрачные спиртовые горелки с почти
неуловимым глазом синим пламенем; тонкие, странно раздражающие ноздри
запахи, таинственное шипение-пузырение смешиваемых веществ... А портреты
ученых на стенах! Какое благородное, уверенное вдохновение в этих лицах -
отблеск волнующих, недоступных высот науки... А осень за окном! - золото
кленов и чистая, печальная и мудрая синева небес, зовущая неведомо куда.
Тринадцатилетний пацан вздрогнул и обмер в неизъяснимой радости - и
маленькое глупое сердце его на одно счастливое мгновенье сжалось в комочек в
ожидании чудес.
Которые, конечно, так и не пришли. Годы сделали по-своему, и после
восьмого класса Артур пошел работать автослесарем, потом, окончив курсы,
получил права, стал ездить на старом, раздолбанном грузовике, а после, по
весне - призыв.
За баранкой "УАЗика" оказалось не так уж трудно, Артур был службой
доволен, она медленно, но верно катила вперед, перекатила через экватор, и
он с удовольствием думал о том, как вернется домой, как славно заживет,
найдя себе приличное место с хорошими деньгами - может, в такси, может еще
что подвернется... там видно будет. Будущее представлялось хорошим и
понятным, а память о школьном увлечении химией, о чудесном классе, залитом
легким сентябрьским солнцем - память эта как бы потускнела и размылась,
сохранившись чувством неопределенной сердечной теплоты.
Но вот сейчас, в тот миг, когда он вошел в дверь и увидел холостяцкую
квартиру-лабораторию Островцова, поймал забытый тонкий запах, все вернулось,
и Артуру пронзительно стало ясно, что ничего не пропало и не забылось. Оно
полыхнуло, точно сработала долго тлевшая реакция, и Артур совершенно точно
понял, что годы после школы выброшены зря. Он испытал облегчение от того,
что их было всего четыре, а не десять и не двадцать. И еще он понял:
теперь-то уж он ничего не выпустит из рук.
Одинокий, никому не нужный человек, Островцов принял неожиданную дружбу
вдвое моложе его юноши с комичной, навязчивой и порывистой благодарностью,
чем Артура и забавлял и раздражал. Преобладающее чувство, которое Артур
испытывал к этому смешному и странному типу, было что-то вроде брезгливой
жалости, но он видел, что от Геннадия Александровича может быть толк. Он
убедился в том, что Геннадий Александрович умелый, настойчивый и смелый
исследователь, что он первоклассный профессионал. Его двухкомнатная
малогабаритная квартирушка была в прямом смысле завалена книгами и свежими
химическими журналами - американскими в основном: Геннадий Александрович
читал по-английски бегло. Работал он неостановимо, неустанно, не замечая