"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

о том, как грибы могут завоевать мир. И уже не люди едят грибную солянку, а
грибы питаются людьми. Но у лейтенанта не было сейчас права заниматься
фантазиями. Развлекаясь, его взвод набрел на неожиданный склад пищи.
Бросить? Оставить? Лейтенант знал, что еще совсем недавно три четверти этих
мальчишек жили впроголодь. Половина была из тех семей, которые пережили
блокаду.
В лесу росла еда. Лейтенант стоял посреди небольшого, учтиво не
занятого грибами пространства, а его взвод с первым урожаем (почти все
поснимали голландки и собирали в них, как в мешки) столпился вокруг.
- Ну так, - сказал лейтенант, - я такого еще не видел. Кто видел?
Взвод загалдел.
- Сами соберем? - спросил лейтенант.
- Сами! Сами!!!
- Ладно, - сказал лейтенант. - Во всяком случае, попробуем. Значит,
так. Грибы - сюда в кучу. Первое отделение - цепью от той сосны.
Скоро всем стало ясно, что собранные грибы из лесу не унести. Лейтенант
уже не собирал грибы. Он стоял над катастрофически растущей кучей боровиков
и думал. До ужина в лагере оставалось полчаса.
- В шлюпочный брезент? - бормотал Тулунбаев. - Не поднимем... Носилки?
Но сколько же здесь носилок... Тышкевич!
Может быть, Вовка был единственным кроме лейтенанта, кто не сошел с
ума, увидев столько грибов.
Подтаскивая полную тельняшку белых, Вовка вытянулся перед лейтенантом.
- Тышкевич, выдели-ка кого-нибудь, кто побыстрее, в штаб. Пусть шлют
транспорт. Да такого посылай, чтобы объяснить смог. Там ведь не поверят.

И в штабе, конечно, не поверили. Посланный не вернулся обратно. Потом
оказалось, что дежурный заставлял его несколько раз рассказывать хохочущим
офицерам, как лейтенант Тулунбаев со своим взводом сидит на куче боровиков.
"Хохмач он, ваш лейтенант!" - сказал дежурный. Это был уже не тот,
который дежурил в Митино дневальство.
Оставив при грибах охрану, лейтенант со взводом вернулся, опоздав на
ужин. Взвод прошел прямо за столы, лейтенант отправился к начальнику
лагерного сбора. Машину не дали. Впрочем, ее и не было в лагере, уехала
куда-то на станцию. После ужина в лес снарядили лошадь с телегой, на которой
возил из оврагов сено камбузный конюх-матрос из вологодских озерных мужиков.
Этот же матрос был отправлен и в грибную экспедицию. Ему было приказано, он
и отправился. Но то ли не хотела идти привыкшая к флотскому распорядку
лошадь, которую вечерами на работу не гоняли, а раз не гоняли, то она, как
всякое разумное существо, полагало, что и не должны гонять, то ли не хотел
ехать сам матрос, но только двигались они в лес очень медленно. Матрос то и
дело останавливался подтянуть подпруги или ослабить их и бурчал при этом
лошади на ухо, чтобы она, чего доброго, не подумала, что виновник ее
сверхурочной работы - он:
- Ну, добро бы сено.
Или:
- Ну, ногу бы кто-нибудь сломал.
Или:
- Ну, на станцию жену какую встретить.
Подпруга все меняла свой затяг.