"Илья Глезер. Любка (грустная повесть о веселом человеке) " - читать интересную книгу автора

теплый, только что испеченный хлеб, крынка молока, лук и большая зеленая
бутылка самогона.
С хрустом надкусывая лук, Петька глядел на большие, заросшие волосом
руки Василия, протиравшего насухо чистую кружку и наливавшего в нее
соломенно-желтый самогон.
- Хочешь? - протянул он кружку Петьке.
Тот мотнул отрицательно головой.
- Пригуби только, а то одному выпивать - несподручно.
Петька пригубил. И снова как на свадьбе, - мягкая сила скрутила
Петькины мышцы, ударила в голову, расслабила волю. Он уже не слушал и не
слышал, о чем болтал Василий. И только неотрывно глядел на его мохнатые
руки, да заросшую волосом грудь, выпиравшую из тесной ветхой рубахи
Непослушные Петькины руки сами потянулись к упрямым темноватым сосцам.
- Ты чего это? - удивленно и почему-то шепотом спросил Василий.
Но Петька - Любка молчал и только одурело тянулся губами к сосцам.
- Ишь как тебя вино разобрало! Точно теленок ласковый.
Василий ворошил Петькины волосы и мягко отталкивал его голову. - Ну
будет, будет, а то у меня хер как железный и так. Ишь обслюнявил всего.
Медленно возвращалась воля. Ночь шла к концу и пустела зеленая бутылка
у засыпавшего костра.
- Глянь-ка, - внезапно вскрикнул Василий, указывая на небо у горизонта.
Оно быстро розовело, но не по-утреннему, а как-то страшно
неестественно, быстро становясь багровым.
- Горит где-то, - не твое ли село, пацан?
Петька с остановившимися бессмысленными глазами глядел на ясно видные
теперь языки, лизавшие низкие облака. Кончилась беззаботность, неясность -
все определилось. Это пришла революция и война в Петькино село. И разметали
они всю Петькину дальнейшую жизнь. Куда-то сгинули бабка, братья, сестры.
Только труба торчала на месте пожарища. Да тихо мяукал котенок, прятавшийся
где-то в погребе.
Второе интермеццо
- Микель, Микелино!, - юноша, почти мальчик отступает в испуге перед
громадной, еще одетой в леса статуей.
Упрямый подбородок, изящно, но не жеманно покоится на плече рука с
пращой, выдвинутая вперед нога не скрывает мальчишескую угловатость еще не
созревшего тела, и шелковистая кожа, одевает упругие мышцы, готовые
взорваться в мощном, броске. Меж балками запутанных, лесов появляется
веселое асимметричное лицо, изуродованное перебитым носом.
- Микель, это я? И ты покажешь всем, - даже это и то, что меж ног?
- Ах ты, глупый птенец, - ну, да! ну, да! - я покажу тебя всего и
сохраню навечно таким, каким знал тебя и ночью и днем, я сохраню твой запах
и твои бедра, твой крепкий зад и вены на ласковых, сильных руках. И самое
занятное и веселое во всей этой игре то, что грядущие поколения будут
считать тебя образцом мужественности!
Скульптор спрыгивает с хрупких, готовых, обрушится лесов, и ловким
обезьяньим движением вскакивает на плечи своей ошарашенной модели. И оба
они, мальчишка и умудренный жизнью и интригами муж, весело барахтаются в
песке у подножья равнодушно глядящего в бессмертие Давида...

III