"Илья Глезер. Любка (грустная повесть о веселом человеке) " - читать интересную книгу автора

оторопевшей девицей, с трудом понимавшей все эти словесности, однако, всем
своим видом выражавшей испуганное благоговение перед бездной образованности
и хороших манер.
- А ну, молодой и красивый, - грудь колесом, и руку за лацкан вставьте.
Усы у вас, между прочим, сильно топорщатся, а я их маслицем смажу, так что
они на фотке, как глянцевые выйдут.
Словом, клиенты любили ходить к "Мишке и Петьке - фотку изобразить". Но
разруха катилась тяжелым бревном по раздираемой страстями России, и дела у
Мишки-фотографа шли не ахти как, несмотря на городскую популярность
Петькиных галантных манер.
Однажды воскресным днем, возвратившись откуда-то изрядно навеселе,
Михаил Петрович бросил Петьке, как нечто неважное:
- Приготовь все в большой комнате: свет, камеру - сейчас клиенты будут.
- Так воскресный же день, и вы (Петька по деревенскому не мог называть
старшего на ты) гулять обещались.
- После, после погуляем вместе, новую фильму пойдем глядеть
Вскоре появились клиенты плотно сбитая бабенка, одетая по-городскому,
нафиксатуаренная и напудренная, и с ней усатый мужчина лет 40-45 с тяжелым
подбородком и синеватыми мешками под глубоко запавшими глазами. Мужчина
почему-то был с велосипедом, который он пристроил в углу фото-студии. Петька
быстро разглядел, что Михаил Петрович скрывает явное смущение за приветливой
суетой и весельем.
- Ну садитесь, садитесь, гости дорогие, да не рассаживайтесь, давайте
дело делать!
Откуда-то выпорхнула бутылка водки, запечатанная красным сургучом.
- Из самого Питера привез, - пробормотал удивительно высоким голосом
мужчина.
Петька даже вздрогнул, так не вязался суровый мужичий вид с тонким
фальцетным тенорком. Распечатали бутылку. Петьку послали за стаканами и
огурцами. Появилась и буханка черного, тяжелого хлеба. Выпили, закусили,
закашляли и шумно задышали. Но рассиживаться, действительно, не стали.
Девица деловито расстегнула блузку, сняла через голову узкую юбку и
оказалась в чем мать родила: только носки белые в черных туфельках на ногах.
Петька разевал в растерянности рот и дышать забывал. Михаил Петрович услал
его зачем-то в темную комнату. Когда он вернулся, девица возлежала на фоне
одной из декораций, широко разведя ноги и, чуть улыбаясь. И началась
съемка... Девица была зафиксирована и спереду, и сзаду, и сбоку. Петька
менял задники. Так что телеса дамочки были запечатлены на фоне "грецких"
развалин, в пальмовой роще, на берегу ядовито-зеленого озера и крутошеих
лебедей. А затем произошло то, что отложило печать на всю последующую судьбу
Петьки. Мужчина вышел из-за занавески, где обычно прихорашивались клиенты
перед съемкой, и было на нем ...ничего, если не считать блестящих штиблет и
носков на резинке. Он подошел к возлежащей девице, присел перед ней на
корточки, погладил по довольно дряблой груди. И Петька увидел, как член у
мужчины шевельнулся и затем, налившись кровью превратился в толстый мощный
ствол. В студии запахло острым потом. Девица раздвинула ляжки и мужчина ввел
свое орудие наполовину.
- Ну, чего уставился?, - бурчал недовольно Михаил Петрович. - Снимать
надо!
Девица становилась на четвереньки, поворачивалась на правый, на левый