"Михаил Глебов. Возвращение "Орфея"" - читать интересную книгу автора

Мемориальный блиндаж. Старик отстегнул крепления, положил палки на снег и
рукавицей стер изморозь с титановой доски возле двери.
Судя по тому, как он не спеша достал из кармана пластинчатый ключ и
вставил его в магнитный замок, вся процедура была для него не только
привычной, но и приятной. Старик открыл дверь, в тамбуре сразу же зажегся
свет и повеяло теплом. Он не спеша прошел в комнату, сел и снял шапку. Да,
именно отсюда Генеральный конструктор, один из величайших умов человечества,
следил за первым стартом своего детища.
Сколько лет прошло с тех пор! Каждый раз приходя сюда, Старик снова и
снова испытывал благоговейное волнение. Несколько минут он сидел неподвижно,
склонив к плечу стриженную под ежик седую голову. Доносившиеся из соседнего
помещения звуки, казалось, доставляли ему удовольствие. А там стрекотали и
гудели, будто летняя степь, укрытые надежной изоляцией провода и трубы
энерговодов.
С этими звуками Старик сроднился. Лет пять назад местное руководство
хотело изменить энерготрассу, повернуть ее к строящемуся в ста километрах
отсюда огромному животноводческому комплексу. Заповедник уже много лет
потреблял минимум энергии из обычной сети и стал ненужным аппендиксом в
мощной сети силовых станций. Тогда Старику удалось отстоять
неприкосновенность своего подопечного. Животноводы получили собственную
энерготрассу, хотя для этого пришлось обратиться во Всемирный совет по
энергетике.
Сейчас энерговоды были в полной рабочей готовности. Кому и зачем нужна
была такая готовность, Старик и сам толком не знал. Экскурсий и делегаций
приезжало немного - сказывалось расстояние от крупных центров, да и никому
из экскурсантов Старик не показывал действия силовых полей. Раза два для
делегации Конгресса по астронавигации да по просьбе старых друзей из
Академгородка включал он антенны и причальную мачту, обычно же ограничивался
экскурсионным маршрутом и посещением командного пункта.
Хотя гостей на "Байконур-3" приезжало немного, Старику было чем
заняться. Он проверял жизнеспособность систем связи и силовых вышек, изучал
порядок работы операторов при взлете и посадке, вел метеорологические
наблюдения, много читал. В начале своего добровольного отшельничества он
часто слушал музыку, но со временем она, обостряя чувство оторванности от
мира, стала раздражать его, и вот уже несколько лет Старик не доставал ни
единой кассеты, кроме баховских "Страстей по Иоанну".
Это произведение он слушал каждую неделю, устраивая себе день,
свободный от обхода объектов. Полулежа в кресле, неподвижно и сосредоточенно
внимал он этому завораживающему потоку звуков, то гневно-решительных, то
грустных и светлых, то изнемогающих от скорби. Хоры сменялись речитативами,
и певший по-немецки тенор, сопровождаемый скупыми аккордами клавесина,
уводил Старика все дальше и дальше в глубь памяти, воспоминания его
путались, цепляясь одно за другое, и вот он еще не Старик, а
пятнадцатилетний курсантстажер при Школе космонавтов. Новенький комбинезон
непривычно тесен, рядом незнакомые люди, вот и отец стоит, держит его за
руку, но лица никак не разобрать...
Книг у Старика было много, да и вертолетчики, снабжавшие его раз в две
недели провиантом, почти всегда прихватывали что-нибудь новенькое. Особенно
часто перечитывал он труды по теории космонавтики и истории звездоплавания.
Многие из тех, чьи имена и портреты он встречал в книгах, были когдато его