"Сергей Гладкий, Джузеппе Фьюмара. Операция 'Бальденич' " - читать интересную книгу автора

затормозили и развернулись. Все вышли из барака. Переводчик выскочил из
кабины. Его глаза тревожно блестели. Он крикнул: "Остальные, садись!" - и
закурил сигарету.
Николай и Ашот, пропустив других пленных, сели почти у самого
борта второй машины. Иван Кузнецов с Ружинским и Бородачевым протиснулись к
середине. Охраны в кузове не было. Не успели заключенные опомниться, как
машины взревели и понеслись на предельной скорости. Они промчались мимо
одиноких сельских домов. Мальчишка, стоявший у обочины, что-то крикнул, и до
пленных донесся только звук "ел... ел... ел". Но по тому, как на него
набросилась мать, закрыв рот рукой и затем перекрестилась, можно было
предположить, что малец крикнул что-то недоброе. Матрос посмотрел на Ашота.
Лицо его было светлое, радостное. Лейтенанту показалось, что ветер проник
под его гимнастерку, и он весь дрожал.
Машины свернули с шоссе, но скорость не сбавляли и на грунтовой
дороге. Справа виднелся мелкий лесок. Первая, а за ней и вторая машина,
сбавив скорость, поехали по полю куда-то к оврагу. На снегу виднелась
проторенная дорога, словно десятки машин проехали по следу. Из-за спины
сидящего не было видно ямы, возле которой стоял гитлеровец. Машина
развернулась и затормозила. Послышалась команда. Лейтенант привстал, и
теперь все ясно увидел: машины остановились в двадцати метрах от ямы. Она
была забита трупами. Вот, значит, что кричал парень: "расстрел...
расстрел..." Николай посмотрел на эту яму, потом на пленных. Ашот в страхе
прижался к матросу.
Шоферы у машин спокойно покуривали сигареты. Стоящий у ямы молодой
офицер, повернувшись лицом к машине, негромко крикнул: "Шнеллер!" Второй
офицер спешил к заднему борту. А между ними ходил тощий гестаповец, с
припухшими веками и небольшими усиками. Он коротко отдавал какие-то
распоряжения. Услышав команду, офицер с карабином быстро открыл задний борт
машины. Пожилой вытащил пистолет и на глазах у всех заложил обойму с
патронами. Николай посмотрел на Ашота, тот на него. Лейтенант Кузнецов тоже
понял, что нужен Николаю, и вместе с Бородачевым протиснулся ближе.
Офицер у борта жестом руки указал на яму, скомандовал: "Тва!" Это,
видимо, означало начало операции. Двое военнопленных слезли с машины, один
обросший, однорукий, с рыжей бородой, тот самый выступавший в бараке,
второй - молодой, хромой красноармеец. Плечи опущены. Чуть впереди шел
молодой, за ним, глядя на яму, - бородач. Офицер - сзади с пистолетом. "Их
трое, нас много. Смять всех нужно", - подумал Кузнецов и тут увидел, как
офицер поднял пистолет и прицелился в идущих к яме. Послышались выстрелы.
Оба упали.
"Гады! Зверюги! - Лейтенант весь дрожал. - Что делать?" - думал
он.
А пожилой офицер уже снова бежал к машине. Он торопился. И взмахом
руки "пригласил" еще двоих. Матрос сжал сучковатую палку и, когда вторая
пара подошла к яме, сказал лейтенанту: "Бери палку, а я брошусь на офицера".
Иван понял и молчал кивнул головой. Он зажал палку в кулаке и весь
напрягся, словно пружина. Ашот громко шептал:
- Госпиталь, госпиталь... дядя Николай.
Теперь палка в руках Ивана была оружием. Его взгляд был устремлен
на плечистого матроса. Николай расправил плечи, стал у борта машины, как у
края жизни. Казалось, отсюда он совершит прыжок на свободу или... Лейтенант